«Надо же, какой бывает кошмарный маникюр. Совсем как у дьявола в последнем сериале!» – не удержался от восклицания вслух своего изумления симпатичный кудрявый мальчик-продавец, которому я скромно протянула десять крон за шоколадку-завтрак. Я бы влюбилась в него не раздумывая за эти правдивые слова, если бы сейчас не ехала на свидание к другому. Обворожительно улыбнувшись молодому продавцу, быстро отошла к полкам, где принялась вникать в курс последних новостей, дебатов, реклам и сплетен трех центральных норвежских газет «Афтенпостен», «Дагблад» и «ВГ» – довольно похожим аналогам СССРовских «Правды», «Известий» и «Труда». С таким же туповатым интересом пролистала несколько журналов выпендрежных международных мод и дизайна. Душевная суета приятно затихла: в мозговых полушариях воцарился беспорядочный каледойскоп газетно-журнальной лексики, в ушах лесным костром потрескивал легкий фоновый шум современной жизни и раздавались далекие паровозные гудки. На все стало изумительно наплевать – самое истинное и блаженное состояние на свете, вожделенный венец любой человеческой мечты.

Когда же я закончила примерно получасовое вникание в новейшие события мировой общественной жизни и кротко выглянула из-за раздвижных стеклянных дверей, нужная черная машина уже ждала. К немалому моему разочарованию шофером оказался незнакомый застенчивый паренек, а вовсе не умудренный разнообразным жизненным опытом старый посольский «волк» Владлен Давыдович.

Ни слова не сказав, парнишка вышел из автомобиля мне навстречу, вежливо открыл дверцу и почтительным жестом, как какому-нибудь чрезвычайному и полномочному лицу, предложил садиться на заднее сиденье. Я молчаливо села, и «Мерседес» сразу тронулся с места. Мне в моем растерзанном состоянии и нынешнем блаженном отупении разговаривать с посторонними людьми не больно-то хотелось; посольскому пареньку, скорее всего, неразговорчивому от природы, похоже тоже. Так и промолчали всю дорогу до лесной хитты некоего Колиного друга.

Я не осознавала, в каком именно направлении мы движемся, но за стеклом великое безмолвие и абсолютное, прямо божественное спокойствие скоро стали неотъемлемой частью лаконичного зимнего пейзажа. Если сравнивать со вчерашним днем и особенно промозглым вечером, то погода значительно улучшилась и продолжала улучшаться прямо на глазах. Веселенькие синеокие окошечки на небе множились и увеличивались; скромное зимнее солнышко отчаянно пыталось пробить светом серо-голубые тучи. Когда же большой сосновый дом замаячил за заснеженными пушистыми елями, туман рассеялся окончательно и торжественная космическая тишина пригласила меня в свои могучие лесные объятия. В душе, как в готическом соборе, невольно зазвучали высокие чистые хоралы. Под эту безмолвную, свободную от земных оков музыку я прошла через колоннаду геометрически четких стволов, держащих, казалось, на себе весь вес небесной полусферы, и чуть робко вступила на порог чьей-то очень богатой дачи.

На первом этаже центром интерьера являлся большой камин из белого камня, а далекую заднюю стену заменяло панорамное стекло, за которым хрустальные во льду деревья являлись абсолютно логическим продолжением как бы уводящей в бесконечность залы. В обитой деревом красноватого оттенка прихожей висело прямо королевское зеркало в красивой золоченой раме. По неисправимой привычке я первым же делом в него заглянула и увидела в зазеркалье бледное, худощавое и озабоченное лицо интеллигентной молодой женщины в пушистой беленькой шубейке. Несмотря на очевидную белизну и пушистость, глаза ее были несказанно печальны, как если бы она недавно лишилась любимого брата, губы плотно сжаты, и чертежными зигзагами из-под кокетливой белой шапочки вились по плечам беспокойные локоны.

«Хорошо бы сейчас чуточку выпить! А то прямо снегурочка в конце сезона таяния снегов. Николай-то где?»

Подумала и сразу же спросила вслух задумчивого юношу, неподвижно стоящего в двух шагах от меня:

– А когда Николай Иванович приедет?

– Вот вас доставил и сейчас поеду за ним. Вы тут пока располагайтесь.

Резко вздрогнул, видно, замечтавшийся молодой человек, опустил на пол мою сумку и вышел вон на свежий воздух с заметным облегчением. Надо же, какие реликтовые скромники еще встречаются в наше сумасшедшее время!

В необычайной тишине, совсем одна я стояла посреди гостиной чужого просторного дома. Меня окружал достаточно типичный интерьер роскошной норвежской избы с лосино-оленьими рогатыми мордами по стенам, там же несколькими парами ружей; прибитыми к дверному косяку полуистлевшими лыжами древней, может быть, даже викингов, эпохи; огромным тканым гобеленом с изображением сурово-бородатой группы норвежских рыбаков за работой и несколькими полотнами меньших размеров. На картинах высились гордые скалы, зеленели прозрачные фьорды и летали могучие орлы. Традиционность сей обстановки под охотничью нарушала прямо дворцовая, широкая и сверкающая полировкой лестница с резными перилами, ведущая на верхние этажи, длинный волнообразный диван умопомрачительной белизны, стоящий примерно посредине главной стуи – гостиной, и стеклянный журнальный стол овальной формы на массивной гранитной подставке в виде лежащей обнаженной фигуры женщины – интересного сочетания стилей соцреализма с абстрактным футуризмом. Хороший дизайнер с серьезными намерениями тут явно потрудился. Мне в первый раз повезло увидеть в реальности модную в Норвегии архитектурную концепцию «изб-дворцов», и, признаться, понравилось, хотя раньше совершенно была уверена, что «неможно впрячь в одну упряжку коня и трепетную лань». Ах, если бы такой дом был моим! Да куда там; даже шалаша своего и то нет.

Закончив инспекционный обзор незнакомого жилища, я отыскала в затейливо плетенной корзине у камина прошлогодние номера «Playboy», пристроилась с ними на краешек модного дивана и принялась со смирением ожидать дальнейших виражей иногда любящей крепко пошутить судьбы.

Совсем скоро в коридоре послышалась живая веселая суета, и в гостиной возник румяный с морозца, как обычно, сверкающий благодушием и искрящийся отличным настроением Николай. Он втащил вместительную сумку, наполненную всевозможнейшими деликатесами.

– Влюбленным помоги, о Боже!

Как помогаешь жить слепцам,

Успокоенье дай сердцам,

Прозренье же – как можно позже!

Позволь почувствовать всей кожей

Им теплоту Твоей любви.

Всех грешных нас благослови

И помоги влюбленным, Боже!

Никто Тобой не будет брошен

На произвол судьбы из нас.

Услышь мой вопиющий глас:

Влюбленным помоги, о Боже! —

вместо приветствия с редкой пылкостью продекламировал он. Затем со словами: «Привет, моя красавица! Сейчас же обратно к тебе, только продукты выложу и приготовлю нам чего-нибудь на предмет перекусить», – он удалился в кухню. Вместительная кухня здесь занимала полуотсек в левом, примыкающем к прихожей углу, так что я имела превосходную возможность увидеть Колины хозяйственные активности. Ловко управившись с разнообразной хозяйской утварью, этот блестящий специалист на все руки вернулся с подносом и галантно поставил передо мной конфеты, фрукты, коньяки и водку.