Пожарный протяжно выдохнул – и сразу словно сдулся, стал меньше.

– Я… я мало общался с Гарольдом в последние недели перед его смертью. Он гадко вел себя с Алли, а я скорбел здесь, на острове. Мы с ним почти не виделись. Собственно, я избегал его.

– Да неужели? Ведь это вы помогли ему выбраться из лазарета. Он сам написал в дневнике.

Пожарный посмотрел на нее с искренним изумлением.

– Или вы ошибаетесь, или он вел воображаемый дневник. А тогда и его медицинским соображениям доверять не стоит. Я не помогал ему сбежать из лазарета. Ни разу. Вы не представляете, какой это был гнусный мелкий тролль.

Харпер тупо смотрела на Джона, чувствуя себя сбитой с толку. Она столько раз читала дневник, что была полностью уверена: Гарольд написал, что Джон Руквуд был его единственным союзником в последние дни.

– Хватит об этом, – сказал Джон и кивнул на дверь. – Вам пора. Не попадайтесь никому на глаза и торопитесь в лазарет. Обсудим все позже. Будет и другая ночь.

Но другой ночи не было.

17

Харпер возвращалась в темноте; воздух был неожиданно теплым и насыщенным ароматами сосен и чернозема. Когда она добралась до лазарета, над восточным краем Атлантики появилась бледно-молочная полоска. Майкл с закрытыми глазами распростерся на диване в приемной; «Рейнджер Рик» лежал на его груди. Он встрепенулся, когда Харпер хлопнула дверью, потянулся и потер мягкое мальчишеское лицо.

– Были проблемы? – спросила Харпер.

– Громадные, – ответил Майкл и поднял «Рейнджера Рика». – Застрял в головоломке на середине – и это печально, ведь игра-то для детей.

Майкл широко улыбнулся сонной невинной улыбкой и продолжил:

– Слыхал, заключенные вернулись благополучно, и все шито-крыто. Чак Каргилл здорово обиделся, проведя час взаперти. И сказал им, что снимет с них скальпы, если кто-то хоть словечко сболтнет Бену Патчетту и Чаку попадет.

– Однажды, Майкл, я устрою переливание – перекачаю себе немного твоей крови. Доза твоей смелости мне не повредит.

– Я просто рад, что вы провели пару часов со своим кавалером. Если кто в этом лагере и заслужил порцию интенсивной нежной заботы, так это вы.

Харпер хотела сказать, что Пожарный вовсе не ее кавалер, но обнаружила, что в горле застрял ком, а лицо горит – и это никак не связано с драконьей чешуей. Другой мальчишка посмеялся бы над ее смущением, но Майкл только деликатно уткнулся в журнал.

– Мои две сестры решили бы это давным-давно, а им и десяти не было. Завтра доделаю. Я договорился с Беном, что буду дежурить в лазарете всю неделю. Подумал, вдруг вам понадобится еще время, чтобы порешать дела с мистером Руквудом, или передать кому-то записку, или еще что.

– Так бы и поцеловала тебя, Майкл.

Он покраснел до ушей, и Харпер рассмеялась.

Она рассчитывала найти Ника спящим – и он действительно спал… только не на своей койке и не на ее. Он растянулся под боком у дедушки. Рука Ника покоилась на груди Тома Стори, ладошка – на сердце. Грудь Тома вздымалась, замирала на страшный миг и опадала – медленно и устало, как ржавая качалка нефтяной вышки, готовая остановиться от старости.

Полоска рассвета легла на щеку Ника, явив розовое, здоровое тепло безупречного личика. Некоторые взъерошенные темные прядки окрасились медью. Харпер не в силах была удержаться. Пойдя к койке, чтобы проверить капельницу отца Стори, она потянулась и легонько потрепала восхитительно шелковые волосы Ника.

Мальчик медленно открыл глаза и зевнул во весь рот.

«Извини, – показала руками Харпер. – Спи дальше».

Ник не обратил внимания и показал: «Он снова просыпался».

«Надолго?»

«На несколько минут. Он назвал мое имя. Губами, не пальцами, но я понял».

«Он говорил еще что-нибудь?»

Ник помрачнел.

«Спросил, где моя мама. Он не помнит, что она умерла. Я не стал ему говорить. Сказал – не знаю, где она». Ник отвернулся и стал смотреть в окно – на кровавое солнечное утро.

Драконья чешуя перестраивает физиологию человека так, что он может дышать даже в густом дыму. Но она не может ничего поделать с твоим горем, не может облегчить дыхание, когда четырехсотфунтовая вина сдавливает твою грудь. Харпер хотела сказать Нику, что он никого не убивал. Что винить себя за то, что случилось с матерью, не умнее, чем винить гравитацию, когда человек, шагнув из окна, падает с десятого этажа. Нет смысла винить и маму – выходя из окна, она всем сердцем верила, что умеет летать. Смерть от чумы в конце концов – не наказание за грехи. Люди становились дровами, зараженные праведники и нечестивцы горели все вместе, огонь не делал различий.

«Он еще многое вспомнит», – показала она Нику.

«А что-то не вспомнит?»

«Что-то не вспомнит».

«Например, кто пытался его убить?»

«Дай ему время, – показала она. – Постепенно он вспомнит больше».

Ник нахмурился, потом показал: «Он сказал, что хочет поговорить с вами. Только сначала ему нужно еще поспать».

Харпер улыбнулась:

«А он сказал – сколько?»

«До вечера».

«Он так и сказал?» – уточнила Харпер.

Ник торжественно кивнул.

«Хорошо, – показала Харпер. – Но не расстраивайся, если он не проснется вечером. Это долгий процесс».

«Он будет готов, – показал Ник. – А вы?»

18

Неожиданно получилось так, что отец Стори – совершенно выздоровевший и облаченный в безукоризненно чистый стихарь – отправил Харпер к старому школьному автобусу у ворот лагеря Уиндем, следить за дорогой. Он даже употребил слово «внемлите», словно цитировал стих из Библии. Он отдавал это распоряжение, сидя, как на троне, на простом белом камне в центре мемориального круга, пока паства выходила из громадных красных дверей церкви за его спиной. Обитатели лагеря Уиндем весело смеялись и оживленно переговаривались, а дети тонкими голосами пели песню «Токинг хедс» – «Спалим дом дотла». Харпер с удивлением заметила в руках некоторых взрослых красные канистры с бензином.

– Что происходит?

– Предсказано, что будет у нас пикник, – сообщил отец Стори. – Ведь придут к нам сегодня друзья и принесут счастливую весть. Внемлите: вставайте и идите по дороге и смотрите. Мы приготовим большой костер и будем печь сморы во имя Света. – Он подмигнул Харпер. – Не задерживайтесь, и я оставлю для вас печеньку.

Она хотела спросить, чье это предсказание, но время скакнуло, и вот она уже шла по дороге, под черным беззвездным небом. Вдали еще гремели «Токинг хедс», радостно обещавшие спалить все дотла. Харпер торопилась. Очень не хотелось остаться без сморов. Интересно, кто привез для них шоколад и зефир. Наверное, тот же, кто предсказывает пикники.