Она так спешила, что чуть не споткнулась о лежащего на дороге человека. Харпер еле успела отскочить в высокую сырую траву. До автобуса, который стоял ниже по склону холма, она еще не дошла.

Нельсон Гейнрих поднял голову и посмотрел на Харпер. Она узнала Нельсона только по уродливому рождественскому свитеру – половина лица была освежевана, так что ясно были видны красные мышцы. Мутные добрые глаза таращились с блестящей алой маски. Нельсон в точности напоминал анатомический бюст, стоявший когда-то на полке в лазарете.

– Я говорил, что доберусь! – сказал Нельсон. – Надеюсь, сморов хватит всем! Я привел друзей!

У подножия холма взревел «Фрейтлайнер», черный дым валил клубами из выхлопной трубы позади кабины.

Нельсон прополз чуть вперед, еще чуть-чуть, подтягиваясь на руках. Внутренности – длинные канаты кишок – тянулись за ним.

– Давайте, ребята! – заорал он. – Я говорил, что покажу, где их искать! Давайте угостимся сладеньким! Ложку сахара каждому!

Харпер бросилась наутек. Она бежала не так быстро, как раньше. На восьмом месяце беременности она бежала с резвостью и грацией женщины, несущей большое мягкое кресло.

Но, по крайней мере, она обогнала Нельсона, да и «Фрейтлайнер» еще не тронулся с места, так что на холм Харпер взобралась первой и попала в круг света от громадного костра. Невероятных размеров яркое пламя над горой углей размером с коттедж, гигантские языки, лижущие нависающую ночь. Вместо звезд небо покрывали созвездия тающих искр. Харпер открыла рот, чтобы закричать, но услышать ее было некому: никто не стоял вокруг костра с зефирками на прутиках, взрослые не сидели рядышком с бутылками сидра, дети не пели и не гонялись друг за другом. Они не веселились у костра, они горели в костре. Огромная оседающая куча черных трупов; пламя вырывалось из выжженных глазниц обугленных черепов, жар бился в грудных клетках. Костер весело потрескивал, тела шипели. На самом верху сидел Ник. Харпер узнала его: обгоревший и высохший труп смотрел на нее блестящими глазами и яростно жестикулировал: «Сзади сзади сзади».

Она обернулась как раз в тот момент, когда Джейкоб врубил сирену «Фрейтлайнера», и бешеный рев разорвал воздух. Грузовик остановился в двадцати футах от Харпер, фары погасли, и ее бывший муж перестал быть темным силуэтом за рулем.

– Вот и я, милая! – заорал он. – Ты и я, крошка! Что скажешь?

Он со страшным хрустом переключил передачу, фары вспыхнули, и ужасно яркий свет, ужасно…

19

…яркий свет фонаря бил ей в лицо. Она заморгала и села, ладонью заслоняя глаза. Во рту ощущался вкус желчи.

Харпер попыталась заглянуть за источник света. Там стоял Ник – широко распахнутые глаза на милом личике, волосы в очаровательном беспорядке. Он приложил палец к губам – «ш-ш-ш» – и показал на отца Стори.

А у того были открыты глаза, и он улыбался Харпер. Старой, мягкой, доброй улыбкой Дамблдора. И взгляд был чист и внимателен.

Харпер повернулась к нему, свесив ноги с койки. Рядом с кроватью отца Стори в мелкой тарелке тускло догорала свечка.

Тихим нетвердым голосом отец Стори произнес:

– Время от времени мой друг Джон Руквуд подначивает меня, говоря, что изучение богословия для развития интеллекта не полезнее, чем дыра в голове. Из объяснений Ника я понял, что вы спасли мне жизнь, просверлив череп четвертьдюймовым сверлом. Это очко в мою пользу. Надо сказать Джону. – Его глаза блеснули. – И еще он все время говорит, что у религиозных людей – закрытый разум. Так разве мой теперь не открыт?

– Вы помните меня, отец? – спросила Харпер.

– Помню. Вы медсестра. И я совершенно уверен, что мы друзья, хотя, боюсь, не могу припомнить ваше имя. Вы постриглись – наверное, это сбивает меня с толку. Вы… Джульетта Эндрюс? Нет. Нет… не так.

– Харпер, – подсказала она.

– А! – обрадовался он. – Точно! Харпер… – Отец Стори снова нахмурился. – Харпер Галлоуз?

– Почти! Уиллоуз. – Харпер взяла его за запястье. Пульс был сильным, ровным, неторопливым. – Как ваша голова?

– Гораздо лучше, чем левая нога, – ответил он.

– А что такое у вас с левой ногой?

– Как будто паук укусил.

Харпер подошла взглянуть на его ступню. Между большим и вторым пальцами обнаружился волдырь – действительно похоже на укус паука. Были и другие, старые отметины – кусали и прежде, и вокруг образовался желтеющий синяк.

– М-м, – согласилась Харпер. – Кто-то укусил вас. Очень жаль. Наверное, я была слишком занята дырой в вашей тыкве. У вас было серьезное внутричерепное кровоизлияние. Вы чуть не умерли.

– И давно я в отключке? – спросил он.

– Чуть больше двух месяцев. Несколько раз приходили в себя в последние дни. После удара по голове возникли… серьезные осложнения. Было по крайней мере два приступа, с разрывом в несколько недель. Один раз я уже думала – вы не выкарабкаетесь.

– Инсульт?

Харпер присела на край койки. На языке жестов она спросила у Ника, где штука «ухом-слушать-сердце», и тот отправился к полке за стетоскопом.

– Вы говорите с моим внуком на языке жестов? – спросил отец Стори.

– Ник – прекрасный учитель.

Отец Стори улыбнулся. Потом наморщил лоб:

– А если был инсульт, почему у меня речь не нарушена?

– Это случается не всегда. Как и частичный паралич. Но вы чувствуете обе руки? А ноги? Нет онемения в лице?

Он погладил бороду, ущипнул себя за нос.

– Нет.

– Это хорошо, – задумчиво проговорила Харпер. Перед ее мысленным взором возник и тут же исчез раздувшийся красный паук между пальцами ноги отца Стори.

Ник принес стетоскоп. Она послушала сердце (ритм четкий) и легкие (чистые). Проверила зрение отца Стори, попросив следить глазами за кончиком ватной палочки, которую двигала к носу и обратно.

– Я опять впаду в кому? – спросил он.

– Вряд ли.

– А откуда капельница? – Отец Стори смотрел удивленно.

– Долгая история. За эти месяцы многое изменилось.

Глаза отца Стори блеснули надеждой.

– Нашли лекарство? От чешуи?

– Нет, – сказала она.

– Нет. Ну разумеется. Иначе мы уже не прятались бы в лагере Уиндем, а вы лечили бы меня не в лазарете. – Отец Стори присмотрелся к ней, и улыбка поблекла. – Кэрол? Что она натворила?

– Давайте пока сосредоточимся на вас. Хотите глоток воды?

– Хочу. И хочу услышать ответы на свои вопросы. Думаю, я в состоянии делать два дела одновременно.

Харпер не стала просить Ника принести воды, а встала и налила сама. Нужно было время – подумать. Вернувшись к койке, она держала чашку, пока отец Стори пытался поднять голову. Отпив глоток, он откинулся на подушку и облизал губы.