рассматриваемой работы более чем популярного В. Вундта, то заключение Гуссерля звучит предельно критически: никаких изменений нет; «самый заботливый анализ» показывает, что знаменитый автор предложил читателям «старое произведение». При этом Гуссерль внимательно отмечает даже мельчайшие новые уточнения Вундтом своих позиций, хотя бы это были попытки, чуть варьируя, переписать прежние тексты…

Итак, на примере рецензирования Гуссерлем текстов тогдашнего признанного «классика» В. Вундта мы видим: Гуссерль, все ещё не очень известный автор, не проявляет никакого снисхождения к тем мыслителям, ученым, о которых тогда вообще-то не принято было писать в столь нелицеприятной, жестко критической манере. Гуссерль специально обращается к некоторым сторонам вундтовского учения о числе. Он напоминает: в «Философии арифметики» им уже были высказаны замечания по этому (центральному для его раннего периода) кругу вопросов. И вот – внимание (!) – Гуссерль сообщает нечто весьма любопытное и для него лично значимое: его, Гуссерля, замечания, высказанные в ФА в адрес вундтовской концепции числа, как ему представляется, побудили Вундта к тому, чтобы многие из пассажей (из первого издания книги Вундта), как раз вызвавшие критику Гуссерля, во втором издании Вундтом были «вычеркнуты или изменены»! (Ebenda. S. 1304–6).

Теперь же особое недовольство рецензента вызывает то, что в «Учении о методе» Вундт (во втором издании) в очень малой степени принял в расчет новейшие тогда идеи и открытия естествознания! К тому же, замечает Гуссерль, объем и без того пухлых книг обычно растет, что не должно вводить в заблуждение: по его мнению, тщетно искать принципиально новые идеи и исследования во вновь появившихся работах даже такого исследователя, как В. Вундт!

Полагаю, подобные новаторские устремления Гуссерля как автора, только ещё двигавшегося к созданию своего оригинального философского, логического учения, могли бы привлечь большее внимание историков гуссерлевской феноменологии. Особенно огорчительно, что у нас, в России, и здесь – сплошь белое пятно…

Другие статьи авторов, рецензируемых в разбираемом обзоре, рассмотрены очень бегло; они скорее упоминаются, чем анализируются рецензентом. Но ведь это были работы философов, логиков, приобретших или приобретавших известность в философском сообществе; вскоре, уже в начале следующего XX столетия, они приблизятся к центру западной философии, её исследований и размежеваний. Это сочинения:

– A. Marty «Über subjektlose Sätze und das Verhältnis der Grammatik zur Logik und Psychologie» (А. Марти. «О бессубъектных предложениях и отношении грамматики к логике и психологии». Опубликована она была в Vierteljahrschrift für wissenschaftliche Philosophie, 18. 1894. S. 320–356). Обратим, кстати, внимание на разнообразие философских журналов в Германии конца XIX века, что тогда несомненно способствовало богатству и разветвленности немецкой философии;

– B. Erdmann. «Theorie der Typeneinteilung» («Теория разделения на типы»; опубликована в «Philosophische Monatshefte, 30. 1984. S. 15–49; S. 129–158);

– E. Mach «Über das Prinzip der Vergleichung in der Physik» («О принципе сравнения в физике», опубликована в Verhandlungen der Gesellschaft Deutscher Naturforscher und «Ȁrzte», 66. S. 44–56).

Специально о работе Маха: Гуссерль сообщает, что таковой была тема, как он пишет, «блестящей речи», произнесенной Эрнстом Махом на заседании Немецкого общества естествоиспытателей и врачей 24–28 сентября 1894 года. Заслуживает внимания примечательный – и завидный – факт: естествоиспытатели и врачи (и не только в Германии, но и, например, в России) постоянно, содержательно интересовались философскими и логическими проблемами, разбирая их также и на заседаниях своих объединений. На упомянутом Гуссерлем заседании выдающийся физик – и философ – Эрнст Мах ставил такие философско-методологические вопросы: «Чем должно быть для нас простое описание? Где имеет место объяснение, проникновение умом (Einsicht) в каузальную связь?»[204] Гуссерль с одобрением подчеркивает, что в намерения самого Маха входит не только обсуждение, но и разрешение подобных вопросов-сомнений, объективно имеющих принципиальное значение для логики, для философии научного познания. При этом, по Гуссерлю, главная мысль Маха состоит в следующем: «над непосредственным чувственным опытом возвышается для нас сообщение, которое делает полезным и для нас опыт других людей, [что] создает возможности развивать науку. А сравнение есть то, благодаря чему возможно само сообщение» (Ebenda).

Далее Мах продолжает размышлять о том, как из актов сравнения рождаются абстрактные понятия, посредством которых и осуществляется прежде всего прямое описание фактов. «Под прямым (direkter) описанием, – продолжает свою рецензию Гуссерль, – автор понимает «языковое сообщение о некоем (eine) факте», каковое применяет [уже] только чисто понятийные средства (Ebenda). Под «непрямым описанием» у Маха понимается описание такого типа (и это, добавляет Гуссерль, «многотрудная работа»), в ходе которого имеют обыкновение употреблять теоретические понятия, категории.

* * *

В свете того, что известно из будущей истории феноменологии, стоит обратить внимание на то, как Гуссерль оценивает сравнительно небольшую работу Теодора Липпса. Это его логическая по теме статья «Subjetive Kathegorien in objektiven Urteilen» («Субъективные категории в объективных суждениях»; напечатана в «Philosophische Monatsheften», 30. 1894. S. 97–128).

Теодор Липпс (1851–1914) – не путать с более поздним однофамильцем Гансом Липпсом – к концу XIX века был довольно известным философом и психологом; с 1890 года он – профессор в Бреслау, с 1894 года – основатель Мюнхенского психологического института.

Необходимо различать два этапа в обращении Гуссерля к идеям и сочинениям Т. Липпса. Позднее, уже в «Логических исследованиях», Гуссерль будет критиковать идеи Липпса как видного защитника психологизма. А в разбираемом Обзоре нет и речи о психологизме; ни одного раза не всплывает сам термин «психологизм» (это факт, который надо держать в памяти и вспомнить, когда в нашей планируемой второй книге будет конкретно и глубинно рассматриваться тема психологизма).

Теперь к вопросу об оценках Гуссерлем идей Липпса в разбираемой рецензии. К каким произведениям и идеям Липпса обращается Гуссерль? Он упоминает, что им анализируется лишь часть, притом «серьезная часть», более обширного сочинения, вообще-то задуманного Липпсом. Задача, которую ставит перед собой рецензент – не более чем ухватить главные идеи автора.

Внимание Гуссерля привлекли размышления Липпса над целой семьей философских, в частности, философско-логических категорий.

Категории, понятые Липпсом как «предикаты суждений», распадаются на объективные и субъективные. Это: «единство» (Einheit), «большинство» (Mehrheit), «целостность» (Ganzheit), «множество» (Menge) – и такие, как «идентичность» (Identität), «различенность» (Verschiedenheit), «равенство» и «неравенство» (Gleichheit und Ungleichheit).

Эти категориальные различения Липпса, безусловно, должны были привлечь внимание Гуссерля, ибо они были среди философских, в частности философско-математических категорий, примененных и разъясненных в его «Философии арифметики». У Липпса применяются и разбираются другие категории, которые Гуссерль осмысливал и будет осмысливать в своих произведениях – например, Setzung (полагание) или Vergleichung (сравнение). Тут ещё одно доказательство того, что проблематика гуссерлевской книги и её категориальный аппарат были стержневыми для исследований и дискуссий в логике, философии его времени. Гуссерль специально отмечает,