с «бойцами невидимого фронта» свёрток для него с запиской: «Лично! Вскрыть по прочтении на конверте!» Шаламов вскрыл. Хитрец Константин и шутник! В свёртке, правда, бутербродов не оказалось, но зато с пяток пакетиков черного кофе с сахаром радовало глаз, два варёных вкрутую яйца, розовый шмат докторской и булка «городская». Весь привет от опера. Как не похвалить родную милицию! Как не вспомнить добрым словом! Моя милиция – меня спасает!

Хотелось от нахлынувших чувств покормить и Туманского, злодея, из-за которого он здесь муки принимает: всю ночь, бедолага, тоже небось мучился. Сейчас ещё этот номер увидел с дружком своим! А потом совсем неизвестно, что с ним станет. Как про жену узнает… Ему, как Мартынову, не сообщить нельзя, ему карты все открывать придётся… Главное действующее лицо!.. Но подумал, подумал… и нежадный, не коварства ради, а переменил своё решение; ради дела – незачем его кормить. Не заслужил. Да и злым если будет, – правда быстрей из него выскочит сама собой. Злость убивает и хитрость, и разум, если есть в нём какая червоточина, если хоть чуть-чуть прикоснулся Туманский к смерти жены, не скроет. А не прикоснуться не мог. Муж ведь. Близкий человек при всех понятиях и смыслах, как это в народе – муж и жена одно дьявольское отродье.

Шаламов успокоился, скомандовал ввести беднягу. Тот сразу от дверей к столу, к нему бросился.

– За что Мартынова увели?

– Спокойствие! Садитесь!

– Не сяду, пока не скажете! За что его арестовали?

– Вы мне нервы свои тут не демонстрируйте! Я повторяю, присядьте. Иначе встречу нашу и разговор этот я в другое место перенесу.

– Сажайте! Меня арестуйте! Я больше в той драке виноват! Я её начал! И первым ударил! За что его?

– Сядьте! – заорал Шаламов, не помня себя.

Туманский медленно опустился на стул.

– Истерику мне будете закатывать! Постыдитесь. Доктор «скорой помощи». Кто убил Светлану?

Человек на стуле не дёрнулся, не вздрогнул, не пошевелился. Он даже голову не поднял. Только как бы прилип к стулу, вжался в него, как от удара, плечи сжал и согнулся весь.

– Молчать будем?

Туманский пошевелился. Шаламов увидел его глаза, вонзившиеся в него:

– Что вы сказали?…

И он сполз со стула, смялся, как тряпичная кукла, распластался, размазался на полу.

– Воды! – хотел крикнуть Шаламов, не получилось, он нагнулся над лежащим, повернул его мертвенно-бледное лицо к себе, глаза попытался открыть, за шею ухватиться – где эта пульсирующая, выдающая всегда жизнь, ниточка? Не находил.

– Ко мне! – бросился он к двери. – Помощь! Помощь мне! Помогите!

…Пришёл в себя Туманский минут через пять. Меньше. Вокруг него собрался весь персонал вытрезвителя: медсестра, доктор в белом халате и шапочке, кто-то звонил в «скорую», но всё никак не удавалось связаться: телефон параллельный, а там всё время говорили, пока послали сказать, пока то да это… Доктор поднял глаза на Шаламова:

– Обморок у вашего пациента. Ничего страшного. Шок. Нервный…

– Доктор, я его спросил… – Шаламов развёл руками. – Мужичище-то вон какой! Илья Муромец. Боксёр, рассказывали. Сам врач. А он прямо как пацан…

– Бывает. Сюда привозят, сами понимаете, каких. Тут известное дело, как принимают… Душ на голову, а внутри пожар. А он ночь не спал. И вы с вопросами. Что вы спросили?

– Да, да.

– Вот. Сами понимаете. Но ничего. Никакой «скорой» не надо, нет необходимости. Ему бы ещё водички. И потом. Побольше жидкости.

– Водички?

– Знаете ли… Кровь. А водичка, она разжижает. Укольчик я ему сделал, но тоже не очень. Если сам попросит.

– Доктор, но мне работать с ним? – Шаламов потоптался, посмотрел на стол, на протокол начатый.

– И это можно. Только после. Надо подождать, чтобы успокоился.

– А сейчас?

– А сейчас. Что же. Вы из областной прокуратуры? Я вас как-то видел.

Шаламов хмуро хмыкнул, промолчал.

– Можно и сейчас. Что с ним будет? Обморок. Мы-то здесь. Работайте.

Через полчаса Шаламов продолжил допрос, вернее, начал, так как ничего узнать у Туманского он не успел. Главное Туманский уже знал, только ответа дать не успел. Теперь сидел на том же стуле, плохо соображая, отвечал медленно, невпопад, Шаламов не лез, не рвал ему душу, боялся, как бы тот опять не брякнулся. У него на допросах ещё никто не умирал, но слышал, бывали такие случаи.

К вечеру кое-как он закончил разговор с подозреваемым. И у этого, как у Мартынова, «белели» невыясненными пятнами несколько часов. Где был, что делал, он объяснил, но подтвердить его алиби не нашлось никого. Не смог назвать. Шаламов задержал и его, выписав постановление, потом начал отыскивать капитана милиции Вихрасова. Версия, подсказанная Игорушкиным, опять овладела его сознанием, теперь, после допроса врачей-приятелей, она совсем затерзала его, не давала покоя. А за окном давно уже наступил вечер. Наступало то самое время, когда просыпалась вся нечистая рать, когда тёмные силы особенно любят устраивать свои коварные делишки. Следовало поспешать и ему.

* * *

К дому Туманских они подъехали быстро. Вихрасову не надо было повторять адрес и дорогу указывать, он уяснил всё, когда ещё Шаламов заикнулся ему по телефону. Он и машину оставил за три дома до нужного, дальше пешком добрались. Слякоть хлюпала под ногами, лужи от только что прошедшего дождя зеркалами отсвечивали, с деревьев капала и попадала за воротник вода, заставляя ёжиться. Или это заранее знобила нервная предстартовая лихорадка?

Весь дом уже сиял огнями, только окна на третьем этаже сиротливо темнели. Балкончик пустовал.

– Второго нет? – разглядывая балкон, сплюнул под ноги Шаламов и поднял ворот пиджака.

– Откуда? Здесь квартиры вагончиком. Двухкомнатные.

– Останься здесь.

– Да высоко, Михалыч. Ноги сломает, если кто отважится.

– Останься. Бережёного, как говорится…

– Чего же не сказал? Я бы взял хлопца.

– Повоевать хочется?

– Отчего же не попробовать ради дела.

– Подежурь. Я один поднимусь.

– Дать пушку?

– Зачем? Я её на границе, когда служил Отечеству, боялся.

– Ну гляди. – Вихрасов спрятал назад пистолет, он помнил, что армейскую службу криминалист проходил в пограничных войсках.

А тот уже отворял дверь в подъезд.

…Прошло время, которого хватило подняться на нужный этаж. Ключ у Шаламова имелся. Вихрасов в нетерпении поглядывал наверх, свет не зажигался. По времени выходило вроде бы и пора. Он ещё подождал, побродил, ссутулившись, у подъезда, дверь отворил, сунул голову, послушал. Тишина. Они договорились с Шаламовым, что свет в квартире зажигать тот не станет, если всё спокойно, даст отмашку с балкона, и капитан к нему поднимется. А потом обговорят, как организовать дальнейшую засаду. Пока примчались сюда, прожужжал ему уши своей затеей криминалист. Нашло на него наваждение, не