Сначала решили перевозить раненых, послав предварительно отряд для защиты старого лагеря. Вместе с ранеными начали переезжать ремесленники и обозы с остатками продовольствия. Донна Анна руководила перевозкой больных, оставив тяжелораненых напоследок. Все, кто мог идти, шли, кого-то несли на носилках. Донна зашла проведать де Базена, почти не надеясь застать его в живых. Рыцарь не приходил в себя, но пульс был ритмичным, жара не было, и донна начала питать робкую надежду на его спасение.

Катрин стало лучше к обеду, и она вместе с детьми сама переехала в лагерь по деревянному мосту. Николетту Анна будить не хотела, и Вильям Уилфрид, узнав о произошедшем, перенес девушку через мост на руках, прикрыв ее от солнца одеялом. Никто не спрашивал о Николетте, тогда почти все были больны, и никто не удивлялся состоянию служанки. Анна вдалеке заметила Анвуайе, и ее передернуло от отвращения и ненависти к нему.

– Как несправедливо, что Господь отвернулся от нас, – тихо приблизившись к наблюдающему за переселением лагеря архиепископу, пробормотал капеллан. Де Бове слегка повернулся к нему, продолжая наблюдение. Капеллан, осмелев, добавил: – Я уже не верю в чудо победы армии Креста…

– Возможно, капеллан, подобные чудеса случаются очень редко…

– Но ведь Бог спас эту женщину! Почему Он не хочет спасти тех, кто умирает за Его имя! – капеллан ожидал взрыва негодования де Бове, его высказывания в адрес донны, но архиепископ лишь горько улыбнулся.

– Возможно, она заслужила это чудесное спасение, а мы нет…

Капеллан удивленно покосился на архиепископа, не веря своим ушам. Он не мог допустить мысли, что тот смирился и не предпримет попыток избавиться от донны. Скорее всего, это лишь временная передышка или же архиепископ замышляет грандиозный план. Де Бове наблюдал за бегающей между рядами носилок фигуркой женщины с покрытой белым покрывалом головой и понимал, что она сама не осознает до конца, что стала значить для войска. Он знал, что многие добавляли к своим знаковым рисункам на гербах белую голубку в честь того, что присутствовали при чудесном спасении донны. «Чистая Донна» значила для них слишком много, и он был бессилен перед ее властью.

Ближе к полудню начали движение повозки с оружием и вещами рыцарей, потом двинулись арбалетчики, дальше рыцари стали переходить мост группами, под присмотром командиров. Все понимали, что это отступление, и унижение их было так сильно, что погруженные в себя рыцари не обращали внимания на сарацин, появившихся на горизонте.

– Мой господин, – упрямо повторял Бейбарс, снова заставляя себя кланяться султану, – нужно нападать сейчас.

– Нет, – покачал головой Туран-шейх, – мы подождем. Пусть уйдут в лагерь.

– Мы упускаем момент, – дрожа от гнева, упрямо повторил Бейбарс.

– Мы ждем его, – поправил его Туран-шейх и лениво отослал жестом вон.

Бейбарс, клокоча от злости, ворвался в свои покои, где почтительно ждал Мах-эд-Сарат. Мало того, что Туран-шейх, прибыв со своим войском, несколько недель отказывался принимать у себя главнокомандующего войском мамлюков, он, кажется, вообще его ни во что не ставил. Ни один совет Бейбарса не был принят во внимание, и это несмотря на то, что его войско составляло добрую половину всей армии мусульман. Туран-шейх явно испытывал неприязнь к бею, которую не трудился скрывать, безрассудно полагая, что это пройдет ему даром. В войске Бейбарса негодовали и другие командиры: Туран-шейх слушал только тех полководцев, что пришли вместе с ним из Месопотамии, а мамлюки были ему неприятны. С одной стороны, это раздражало Бейбарса, а с другой, радовало: так будет проще переманить на свою сторону войска, чтобы свергнуть султана с трона.

Но в глубине души Бейбарс надеялся предотвратить распри в войсках, ожидая появления агента Старца Горы. Именно Бейбарс оплатил убийство короля франков и наследника династии Айюбидов.

Донна Анна перевела отца Джакомо через мост и решила больше не возвращаться в лагерь сарацин – все ее вещи уже были в старом лагере, по приказу герцога охрана растягивала временные навесы над ранеными, галеры, стоявшие немного ниже по течению, медленно приближались к временной пристани. Катрин, немного воспряв духом после нескольких дней тяжелой лихорадки, не отходила от Николетты – девушка все еще пребывала в состоянии сильного шока и с трудом понимала, что творится вокруг. Дети кружили вокруг донны, она почти бессознательно ласково обращалась к ним, пока осматривала больных. Спешка отступления беспокоила Анну: в такой суматохе к раненым относились равнодушно, а многим из них, особенно де Базену, нужен был полный покой. Анна еще не рассказала Катрин о раненом рыцаре, потому что не была уверена, что де Базен продержится долго. В той ситуации, что они находились, при постоянно усиливающейся жаре и скудности лекарств у нее практически не было надежды его спасти.

Пыль стояла столбом, Пакито, разбрызгивающий воду под навесом, чтобы пыль не беспокоила раненых, занимался сизифовым трудом, но так он и остальные дети были заняты и не отвлекали Анну.

Де ла Марш заскочил в полевой госпиталь донны сказать, что галеры прибыли. После полудня начался следующий этап отступления – больных и раненых начали грузить на корабли. Основным судном была красивая галера легата, куда он поднялсяпо указанию короля. На эту галеру решено было перенести тяжелораненых рыцарей, и это означало, что донна поплывет на одном судне со священнослужителями, которые не так давно держали ее под замком. Но у Анны не было времени размышлять над иронией судьбы, она носилась по лагерю, в спешке командуя погрузкой вещей, лекарств, бинтов, раненых, больных, детей и женщин. Так как на галере было спокойнее, она уговорила Катрин перейти туда с Николеттой и детьми, чтобы уже не беспокоиться о них в лагере. Ее охрана перетащила на галеру вещи, Катрин занялась расселением людей, так чтобы больные дизентерией были отдельно от раненых, а больные цингой подальше от лежащих в беспамятстве больных лихорадкой. Вильям Уилфрид патрулировал мост и не принимал участия в заселении галеры. Донне стоило больших усилий уговорить подняться на борт отца Джакомо, который, несмотря на слабость, хотел ей помочь. Мэтр Конш был поднят вместе с другими больными. У Анны сжималось сердце при взгляде на своего наставника: он совсем исхудал, даже его смешная бородка поредела. На другие корабли грузили продукты, но раненых и больных было так много, что король велел выкинуть часть продуктов, чтобы вместить всех.

Немало волнений в то утро донне доставил Синтаксис. Обычно кот, привыкший к переездам, суматохе и даже военным действиям в лагере, редко покидал шатер донны, но в то утро он исчез, и его никак не могли найти. Винченцо и донна бегали по лагерю и звали кота, Пакито отказывался подниматься на галеру без своего друга. Мальчик уже был весь в слезах, когда, откуда не возьмись, появился важный Синтаксис, вышагивающий неторопливо, с гордо поднятым хвостом посреди всеобщей суеты. Донна позже подумала, что кот исчез из шатра еще ночью, когда туда проник Анвуайе.

Донна время от времени отыскивала глазами герцога, чтобы убедиться, что он не связался еще с Анвуайе. Но в тот день у герцога просто не было времени разбираться с Селиром, и Анна в глубине души надеялась, что ей не придется стать свидетелем этого поединка.