Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Хэй! – крикнул Насмешник, врываясь между ними и взмахивая полами одежды. – Мне хотелось бы знать, когда начнется празднество. Проявленный мной героизм заслуживает почестей, песен и возлияний, увы, без женщин, но на радость всем.
Он попытался перекувырнуться, но рухнул на пыльную землю. Его нелепая выходка разрядила обстановку.
– Пожалуй, он прав, – заметил Рагнарсон.
– Белул, – сказал Гарун, – отведи госпожу Ясмид в мое жилище.
Белул удивленно поднял брови, но лишь ответил:
– Как прикажешь, повелитель.
– Тебе следует быть осторожнее с чувствами других народов, – сказал Гарун Рагнарсону, перейдя на другой язык. – Ты подверг ее непростительному унижению. Вероятно, придется теперь следить, чтобы она не лишила себя жизни.
– Что? – недоверчиво спросил Браги.
– Смешно, – бросил его брат.
– Для вас – возможно. Вы – дети другой страны, где поступают иначе. Моему народу ваши обычаи тоже порой кажутся странными.
– Хочешь сказать, она настоящая? – спросил Браги. – Не обычная бродяжка, которую твой друг подцепил по дороге?
– Да, это она.
– Тогда нам стоит кое о чем поразмыслить. От нее могут быть неприятности.
– Например?
– Можно подумать, раньше нам садились на шею люди Эль-Мюрида. Ты ничего не понимаешь. Если мы оставим ее в живых – а что толку с нее мертвой? – ее будут искать. Наверняка явятся эти с крючковатыми носами, в белых одеждах. А твой друг оставил достаточно следов. Так что нам нужно исчезнуть, и побыстрее.
– Вероятно, ты прав. Дай подумать. – Гарун направился следом за Белулом. Капитана он встретил возле своей хижины. – Как она?
– Страдает, повелитель.
– Гм… Белул, найди какую-нибудь ткань. Любую, достаточно длинную, чтобы она смогла сделать себе вуаль и приличную одежду.
– Повелитель?
– Ты все слышал. – Гарун шагнул в хижину, служившую ему домом и штаб-квартирой.
Ясмид сидела на земляном полу, опустив голову, и беззвучно плакала, дрожа всем телом. Она даже не подняла взгляда.
– Прошу прощения за моих друзей. Они родом из далеких земель, и у них иные обычаи. Они вовсе не хотели тебя унизить.
Ясмид не отвечала.
– Я велел Белулу найти что-нибудь, из чего ты могла бы сделать себе приличную одежду.
Все еще не поднимая взгляда, она еле слышно спросила:
– Что ты собираешься со мной сделать?
– Я? Ничего. Только спрячу тебя, чтобы доставить беспокойство твоему отцу.
– Ты меня не убьешь? Не бросишь своим варварам, а потом не перережешь горло?
– Зачем мне это?
– Я твой враг. Мой дядя и мой отец убили всю твою семью.
– Моим врагом был твой дядя. Мой враг – твой отец. Но не ты. Я не воюю с женщинами. Ты не…
– Ты убил мою мать.
– Шло сражение, – пожал плечами Гарун. – Могло случиться всякое.
Ясмид подтянула колени к подбородку и обхватила их руками:
– Он ведь меня обманул?
– Кто?
– Толстяк. – Естественно, она и так это знала, но хотела услышать еще раз, чтобы в меньшей степени чувствовать себя сообщницей обмана. – Он заставил меня пойти с ним. Я думала, что смогу заключить мир между тобой и моим отцом.
– Это было бы нелегко. Да, он тебя обманул. Такова его профессия. И он куда лучше с ней справляется, чем я подозревал.
Гарун сел на землю напротив Ясмид, удивляясь, почему она кажется ему столь исключительной. И дело вовсе не во внешности – в ней не было ничего потрясающего. Жизнь на открытом воздухе обострила черты ее лица в большей степени, чем могло бы понравиться мужчинам Хаммад-аль-Накира. И она выглядела чересчур уверенной в себе.
Ясмид уставилась в пространство.
– Интересная дилемма, – помолчав, пробормотала она.
– В смысле?
– Либо покончить с собой, освободив движение от тревог и беспокойств, либо сохранить себя вопреки его нуждам.
Культура, к которой принадлежал Гарун, не позволяла ему знать многое о женщинах. Он постигал их лишь в силу традиций и сплетен от столь же невежественных товарищей. Меньше всего он ожидал от женщины способности рассуждать, жертвовать собой, думать о завтрашнем дне – и потому лишь ошеломленно молчал.
– Полагаю, мне следует ждать некоего знака. Самоубийство – крайность. А если я буду жива, всегда есть шанс на побег или на спасение.
– Как бы сказал мой толстый друг – все возможно. – Но кое-что маловероятно, подумал он. – Попроси у Белула все, что тебе нужно для шитья.
Он вышел из хижины и отправился на поиски Рагнарсона.
– Нет, нет, нет, – говорил Браги алтейцу, только что пославшему стрелу в мишень. – Ты не помнишь, что я говорил о твоем локте.
– Но я же попал, господин?
– Угу, в этот раз. Но если послушаешь меня – будешь попадать все время.
– Прошу прощения, – вмешался Гарун. – Мне пришло в голову, что лучший выход для нас – уйти в горы Капенрунг.
– Что?
– Нам следует уйти в горы. Они больше приспособлены для войны, которую нам теперь придется вести. Больше места для маневра, и проще оторваться от погони. И достаточно близко от Хаммад-аль-Накира, чтобы ударить по югу. От гор до Аль-Ремиша всего несколько дней пути.
– Мы приписаны к Алтее.
– Именно к ней? Без возможности для командира принимать решение?
– Не знаю. Нам просто сказали, что мы отправляемся в Алтею. Может, Сангвинету сообщили больше, но его уже нет с нами.
– То есть послали вас сюда и забыли. Ты не заметил? Они не особо торопятся сменить вашего капитана, даже не прислали приказа. Вы предоставлены самим себе.
– Как ты предлагаешь добраться туда так, чтобы нас не вырезали под корень? У них повсюду свои люди.
– Не забывай про нашу пленницу. Они знают, у кого она в руках и где мы в последнее время были. В любом случае перебраться в другое место – твоя идея.
– Угу.
Рагнарсон не стал долго спорить, зная, что чудес, подобных Альперину, больше не будет. Первые группы ушли в тот же вечер.
Гарун убедил его посылать людей группами по четыре, разными путями, ночью, чтобы привлекать как можно меньше внимания. В каждую группу он назначил своего человека, чтобы тот провел их в старый лагерь беженцев Белула. Браги послал с первыми ночными путниками брата, а со вторыми – Драконобоя. В ту же ночь исчезли бин Юсиф, Насмешник и Ясмид. Гарун не сообщил ни слова о своих намерениях или месте назначения.
Рагнарсон покинул Бергвольд в последнюю ночь, вместе с Белулом и двумя молодыми роялистами. Никто из спутников не говорил на известном ему диалекте, а его язык хуже всего понимал Белул. Лишь один раз он оглянулся. Бергвольд клонился к нему, словно темная приливная волна, застывшая на середине броска. Браги внезапно пожалел о своем решении – лес успел стать ему домом.