– О Господи! – произнес я по-русски. – Братцы, да это просто колдовство какое-то!

– Они тут колдовали? – недоверчиво спросил Сурок.

– Похоже на то.

– Свечкин, Гречкин, возьмите-ка их на мушку!

– Уважаемые господа, мы ни в чем не виноваты, это чистая правда! Извольте прочитать письмо Учителя! Я его слово в слово переписал! – восклицал бородатый юноша, вновь пытаясь вручить мне свою грамоту.

– Да что за учитель такой?

– Учитель! – внушительно произнес он, подняв вверх указательный перст. – Живет в Ляде! Он для нас, как… как… как для вас – рижский комендант!

– У них есть какой-то учитель, который приказал им петь ночью «Марсельезу», – сказал я по-русски. – Он с чего-то взял, что если поешь вражеский марш, то крадешь у врага победу.

– Это уже что-то поэтическое! – воскликнул Сурок.

– Пусть отведут нас к этому учителю, – пробурчал Артамон. – Сбил парнишек с толку – пусть отвечает.

– Погоди, Арто. Может, это все вранье – про учителя. Мало ли чего сбрехнешь, когда на тебя глядят три пистолета, – отвечал Сурок. – И письмо это, может, вовсе завещание его прадедушки!

Пистолетным дулом Сурок указал на моего собеседника.

– А как это проверить? – спросил Артамон. – Морозка, ты все языки знаешь, неужто не осилишь?

– Я хорошо если две буквы помню, – признался я. – Может, три. Знаю только, что гласные буквы у них не употребляются.

– Ты хочешь сказать, что это письмо написано на скверном немецком языке всякими закорючками? – уточнил Сурок. – Ну, так давай его сюда! Мы составим таблицу, слева – закорючки, справа – немецкие буквы, перепишем письмо немецкими буквами, понимаешь? И ты его переведешь!

Я хотел было сказать, что этой задачки мне как раз до утра хватит, и вдруг вспомнил: да нас ведь ждет Бессмертный! И уже, поди, проклинает на все корки!

Тут мне пришлось делать выбор. Я мог приказать матросам отвести наших пленников в подвал к Андрюшке и его соседям, там их бы охраняли до утра, но, статочно, не обошлось бы без некоторого рукоприкладства. Но мог я также попытаться при некотором напряжении ума прочитать хотя бы часть письма – а Бессмертный, пожалуй, подождет. Сам же он сказал, что подземная «Марсельеза» означает что-то важное именно потому, что она вне всякой логики!

Я сел к самодельному столу.

– Клади сюда свое письмо, – сказал я бородатому юноше. – Это что за знак? А это что за знак? Как звучит это слово?

К сожалению, мой прекрасный серебряный карандаш сгинул в Сорочьей корчме. Но Свечкин сообразил – он выскочил в пролом, вернулся с трухлявым поленом, нащипал ножом лучинок и принялся, обжигая их на пламени свечи, подавать мне по одной. Я спрашивал, какой звук означает очередная буква, и проставлял его всюду, где эти буквы видел. В конце концов каждой строке загадочного текста соответствовала написанная над ней строка латинских согласных букв. И я впервые в жизни принялся читать задом наперед. Юноши, подойдя поближе и склонившись надо мной, дружно мне помогали.

Это действительно оказалось письмо человека, привыкшего отдавать приказания прочим. Оно содержало в себе цитаты из Библии в большом количестве, а собственные рассуждения были, на мой взгляд, удивительны. «Если Бонапарт победит, богатство евреев умножится, – так писал этот странный учитель, – но их сердца окажутся оторванными от Бога; а если Александр – даже если среди евреев усилится нищета, их связь со Всевышним станет только прочнее».

– Дивны дела твои, Господи! – сказал я по-русски и сразу перешел на немецкий: – Но объясните мне, в чем тут смысл! Ведь Бонапарт обещал вашему народу множество свобод! Он даже, кажется, желал возродить ваше государство. Как же при этом ваши сердца окажутся оторваны от Бога?

– Мы живем, как жили деды наши, и деды дедов наших, и далее – вплоть до пророка Моисея, – сказал бородатый юноша. – И так желаем жить впредь. Так жили и французские евреи. А из-за Бонапарта и его дел их жизнь стала иной, нечестивой, они, чего доброго, и бороды скоро брить начнут!

– Он учит нас полагаться только на свои возможности и силы, и еще на его обещания, а не на Бога, и он учит нас гордости и самомнению, – поддержал товарища другой юноша, рыжеватый, маленький и худенький, у которого на лице были только нос и огромные глаза, прочее совершенно терялось. – Он посланник Сатаны. И свобода, которую он дал нашим братьям, плохая свобода. Они теперь свободны жить вне своих общин и менять веру, по-вашему, это для них хорошо?

Я пожалел, что нет здесь Бессмертного с его логикой – то-то было бы словесное сражение!

– О чем они толкуют? – спросил сильно недовольный Артамон.

– Бонапарта ругают, – отвечал я. – И в письме этом то же написано: не оказывать помощи французам, служить русскому царю. Чудеса, ей-богу!

– Бонапарт – безбожник, он хочет лишить нас Торы и Талмуда, – продолжал мой бородатый собеседник. – Его невозможно победить одним оружием. Вы же сами видите, уважаемый господин, мы отступаем…

Вот это «мы» меня и подкупило!

– Ну-ка, растолкуй мне еще про «Марсельезу»! – попросил я и по-русски велел матросам опустить пистолеты.

– Это уже давно началось, – сказал юноша. – У каждой страны в сферах… в высоких сферах, я не знаю, как это сказать… ой, там, высоко, у России есть двойник, и у Франции есть двойник, и у Англии есть двойник. Он связан с гимном этой страны, может быть, он дает знать о себе через гимн, через музыку, поэтому мы уважаем музыку. Наши уже давно поют «Марсельезу» на празднике Симхат Тора, только со своими словами.

– А сейчас вы как пели?

– По-всякому… – он немного смутился. – Наверно, правильно петь слова молитвы, но мы долго спорили и решили, что мелодия у нас уже набралась святости и теперь она может освятить слова. К тому же нас десять взрослых мужчин, как полагается!

Он обвел рукой соплеменников, и я поразился тому, что он считает взрослым мужчиной тринадцатилетнего мальчика. Но я вспомнил мальчика-жениха, которого встретил в Петербуржском предместье, и решил ничему более не удивляться.

– И Учитель нарочно посылал двух наших в войско Бонапарта, чтобы они списали слова и запомнили музыку правильно! – добавил его рыженький товарищ. – Уважаемый господин, каждый воюет, как умеет! Мы победим Бонапарта, потому что забрали его марш и лишили его войско боевого духа!

– Ясно, – сказал я. – А родители ваши знают, что вы залезли в подвал и сражаетесь с Бонапартом? Если бы вас тут изловили люди простые, то долго разговаривать бы не стали.

Бойцы несколько смутились.

– Мы все женатые мужчины, кроме Боруха-Лейбы и Беньомина, – ответил бородатый юноша с некоторой гордостью. – Но вот мы все про себя рассказали. А кому мы это рассказали? Вы из полиции?

– Да, – подтвердил я, – мы из военной полиции, которая ловит предателей и вражеских шпионов.