Перепуганный Любачев тем не менее приготовился сражаться, но когда подошли основные силы ляхов, сдался и распахнул ворота - чтобы разделить участь Ярослава.

Весть о печальной судьбе Любачева взбудоражила Галич. Оттуда открывалась прямая дорога на стольный град Червонной Руси, Звенигород и Голые Горы. Бояре, чьи владения находились там, перепугались не на шутку.

Заговорило в городе чугунное било, потёк на вече народ. Многим было невдомёк, что случилось.

- Что, никак князя бояре сыскали? - приставал кончанский староста Угоряй к степенно идущему рядом старшине мостников Еремею Тужиличу.

- Может, и так, - кивал мостник.

- А какого, не слыхать?

- У боярина спросить надоть, - рассуждал Еремей Тужилич.

- Уж поскорее бы князь-то пришёл, - встрял в беседу молодой чернявый купец, равняясь с ними. - А то боязно в путь пускаться - никак нападут тати. Без княжьего-то догляда сладу с ними нет. Владимир-то Ярославич, упокой, Господи, его душу, - вовсе за ними не следил!

- Да и за боярами бы глаз да глаз, - проворчал седой, как лунь, купец Ермолай, - сами не хуже татей лютуют. Эвона какие резы берут!

- Что резы! - подхватил нелёгкую беседу какой-то ремесленник. - Надо тебе купить шёлку для шитья идёшь у боярина занимать, а отдаёшь не токмо кунами, но и самим товаром. Приходится цену подымать, чтоб хоть как-то с долгами расплатиться. А кто по такой цене брать станет? Тот же боярин, коему ты должен. Вот ты ему товар снеси, продай, а после те же куны в уплату долга вороти. Боярин-то и мошну набьёт, и скрыню[56], а ты хоть по миру иди!

- Эх, нелегко без братцы! - вздыхали люди.

У вечевой ступени возле Богородичной церкви народу - не протолкнуться. На помосте толпились бояре, возле переминались конники. Дородный боярин Молибог, постукивая посохом, вещал срывающимся голосом:

- Пришла беда, мужи галицкие! Наслал Господь нам за грехи наши лютых ворогов. Идут на нас безбожные ляхи. Города жгут, нивы топчут, людей, аки скот, в полон гонят. Три города пожгли, на четвёртый двинулись. А тамо и до Галича доберутся, размечут его по брёвнышку! Беда, мужи галицкие! Война!

- Эвона! - полез в затылок староста Угоряй. - Война! Никитка, слыхал?

Старший сын Угоряя, Никита, ражий мужик, уж пятнадцать лет как семейный, всё ходил под рукой высохшего к старости отца и мрачно покивал головой.

На вечевой ступени слово взял Володислав Кормиличич.

- Мнили мы, когда шли к ним навстречу, - вещал он, - что отыщем в ляхах защитников. Хотели из их рук получить князя для Галича. Ан они слова свои на ветер пустили. Мы их с добром, а они пришли, яко тати.

- Роман волынский ляхов ведёт на наши головы! - закричал кто-то из бояр. - Погибели он нашей жаждет!

- Никшни тамо! - загомонили другие. - Не таков Роман Мстиславич, чтоб Галич жечь! Княжил он в нём! И ныне княжить хощет!

- Княжить он хощет, - передразнивали крикунов. - На головешках!

- Неужто за нас никто не заступится? - срывающимся от волнения и страха голосом вскричал давешний мастеровой. - А как же Русь? Как другие князья?

- Князьям мы гонцов снарядили, - закивал головой Володислав. - Да токмо пока они обещались дружины прислать, а сами не торопятся что-то. Рюрик киевский молчит, Юрий туровский тож.

- Мстислава торчевского звать надоть, - раскатился тягучий голос боярина Зеремея.

- Сие муж зело смышлёный и на устроение полков хитр. И с Рюриком киевским заодно.

- Торчевский князь у Рюрика в подручных ходит, - развёл руками Володислав. - А Рюрик нам ответа не дал. Тако придётся нам, мужи галицкие, самим помыслить о своей голове.

- Ополчение! Ополчение собирай! - закричали с разных концов вечевой площади.

Володислав Кормиличич повернулся к золотым главам Богородичной церкви и перекрестился.

- Господи, услышь детей твоих, - вдохновлённым голосом заговорил он. - Простри над нами десницу Свою, не оставь нас силой и благодатью Своей! Даруй победу над ворогами!

- Полки! Полки ведите! - волновалась площадь. К вечевой ступени уже проталкивались сотники и десятники.

- Все пойдём! И с сынами и внуками! - шумел народ. Молодой чернявый купец обернулся на степенного,полного показного равнодушия купца Ермолая, на его высокого плечистого сына Могуту и стал проталкиваться поближе к ступени. Никита слегка потормошил Угоряя.

- Благослови, отче, - склонил он голову.

- Ой же ж ты, лихо какое на наши головы! - запричитал кончанский староста. - Матери-то каково будет… Ну, да ладно. Сам я не пойду, а тебя да братьев пускаю, - он перекрестил сына, обнял и троекратно поцеловал. - Ступай собирайся!

И загудел, зашевелился Галич, словно потревоженный улей. По концам и улицам пошли старосты. Старшины кузнецов, шорников, бронников, тульников и кожевенников не покладали рук, выковывая мечи и наконечники для стрел и копий, набирая кольчуги и брони, выделывая стремена и седла. Те, кто хранил броню и оружие дома, доставали их и проверяли, чинили конскую упряжь. В каждом доме заплаканные хозяйки шили мужьям, братьям, сыновьям рубахи, подбивали свиты. Торг в последние дни кипел, как никогда - всё, что могло понадобиться в бою, отрывали с руками.

Бояре тоже не сидели сложа руки. У некоторых под Ярославом и Любачевым были угодья. Оставшись без своих сел, пашен и покосов, они считали убытки и скупились, не покупали ничего нового, а выискивали, как бы обойтись старым. Зато те, чьи владения ещё не подверглись разорению, готовы были пойти на любые расходы, чтобы остановить ляхов.

Боярская дума заседала каждый день. Говорили только об одном - о ляхах и военной помочи. Ждали вестей от соседних князей - к одним только Ольговичам отправили десяток гонцов. У Рюрика Ростиславича уже не хотели сына - просили прислать дружину для защиты Галича. Меж собой, не сговариваясь, бояре порешили, что примут любого князя, кто первый придёт на подмогу.

И помощь пришла. Из Киева подошла небольшая дружина под водительством Давида и Владимира Мстиславичей, братьев Удалого. На словах князья велели передать, что Рюрик Ростиславич стоит за них и Роману Волынскому галицкого стола не желает. Ободрённые галичане собрали полки, и когда ляхи наконец, вдоволь погуляв по Галиции, подошли к стенам стольного города, там их ждало большое войско.

Ополчение стояло пешим, держа в руках топоры и копья и укрываясь щитами. Иные держали натянутые луки, у других были цепы и рогатины. За поясами и за голенищами сапог своего часа ждали ножи. Над сомкнутым строем чуть покачивались стяги кончанских полков. Боярская конница и князья держались по бокам и позади. Сзади же высились и стены Галича, где остались жены, дети и престарелые родители.