строем сошлись как бы по вызову два славных капитана, немец Якоб Эмпсер и испанец Самудио; испанец убил противника и вышел победителем. Кавалерия союзников, как правило, уступала французской, а в этот день она была расстроена и ослаблена артиллерийским огнем, поэтому, выдержав на протяжении некоторого времени скорее благодаря мужеству, чем силе, натиск противника, она прекратила сопротивление и обратилась в бегство, когда с фланга на нее обрушился с арьергардом и тысячью пехотинцев с берегов Монтоне Ив дʼАлегр, призванный Ла Палисом, и солдатами герцога Феррарского был схвачен Фабрицио Колонна, который доблестно сражался. Пример показали капитаны, так как вице-король и Карвахаль, не пытаясь поставить на карту все силы, пустились бежать, увлекая с собой почти весь третий отряд; с ними отступал и Антонио де Лейва, в то время никому не известный, но впоследствии прошедший через все ступени службы и ставший знаменитым полководцем. Вся легкая конница была разбита, а ее командир, маркиз Пескары, весь в крови и израненный, попал в плен; также был захвачен маркиз делла Падула, который через поле, покрытое ямами и зарослями, в большом беспорядке привел второй полк на место битвы. Оно было усеяно трупами людей и лошадей, тем не менее испанская пехота, лишившаяся поддержки кавалерии, сражалась с невероятным ожесточением, и хотя при первом столкновении с немцами она была отброшена, наткнувшись на толщу пик, но затем, подойдя на расстояние длины меча, многие испанцы, прикрываясь щитами и орудуя кинжалами, пробили себе путь почти до середины вражеского отряда. Рядом гасконские пехотинцы, преградив дорогу между рекой и плотиной, напали на итальянцев, которые сильно пострадали от артиллерийского обстрела, но тем не менее достойно сопротивлялись, пока со своей конницей на них не напал Ив д'Алегр. Впрочем, его доблесть не была равна удаче, ибо почти сразу у него на глазах погиб его сын, сеньор Виверос, и он, не желая пережить эту утрату, спешился и бросился в толпу врагов, где сражался, как подобает бравому капитану, и перебил многих из них, пока сам не был убит. Итальянская пехота стала гнуться под натиском превосходящего противника, но часть испанцев пришли им на помощь, и они выстояли. Немецкая пехота под давлением другой части испанцев едва могла сопротивляться, но вся кавалерия союзников уже бежала, и на их пехоту обрушился де Фуа со множеством всадников, поэтому испанцы, сохраняя порядок и не поддаваясь панике, в сомкнутом строю стали медленно отступать по дороге, проходящей между рекой и плотиной; они удалялись, давая французам отпор. В это время Наварро, который предпочитал погибнуть, а не спастись, и не покинул поле боя, попал в плен. Де Фуа не мог стерпеть, что испанская пехота уходит, как будто она одержала победу, в боевом порядке, и, полагая, что победа будет неполной, если все силы противника не будут разбиты, яростно набросился на испанцев с горсткой всадников, поражая тех, что шли последними. Он был окружен ими и сброшен с лошади, а некоторые говорят, что под ним пал конь, пока он сражался, и, раненный в бок копьем, он погиб. Если, как считается, хорошо умереть на вершине успеха, то его смерть была счастливой, ибо при этом он одержал столь славную победу. Он был очень молод и уже знаменит на весь мир, став полководцем чуть ли не раньше, чем солдатом, и с невероятной быстротой и отвагой стяжав менее чем за три месяца столько побед. Рядом с ним на земле распростерся получивший двадцать ранений Лотрек, не подавая признаков жизни, но впоследствии, когда его доставили в Феррару, усилиями врачей он был спасен. Вследствие гибели де Фуа отступающей испанской пехоте не было причинено никакого вреда; остальная часть войска была уже рассеяна и обращена в бегство, ее обоз, знамена и орудия захвачены, в плену оказался папский легат, который сначала попал в руки страдиотов, затем к Федерико да Боццоло и от него к соборному легату. Также в плену оказались Фабрицио Колонна, Педро Наварро, маркизы делла Падула, Битонто, Пескары и многие другие синьоры и бароны, как и знатные дворяне из Испании и Неаполитанского королевства.

Нет ничего более сомнительного, чем число погибших в той или иной битве; тем не менее, согласно наиболее распространенному из всех мнений, цифра общих потерь погибшими из обеих армий достигала не менее десяти тысяч человек, из них треть составляли французы и две трети – их противники; некоторые утверждают, что павших было много больше, причем почти все – из самых отборных и храбрых; в том числе, в церковном войске, Рафаэлло де Пацци, знаменитый кондотьер; среди них было также множество раненых. Но в этом отношении без сомнения больший урон потерпели победители вследствие кончины де Фуа, Ива дʼАлегра и многих французских дворян; погибли капитан Якоб и другие доблестные командиры немецкой пехоты, которые своей кровью заплатили за победу, ставшую в немалой степени их заслугой; Моллар и прочие капитаны гасконцев и пикардийцев: в этот день упомянутые нации лишились своего ореола в глазах французов. Но из всех потерь самой тяжелой стала гибель де Фуа, лишившая армию всей ее энергии и отваги. Большая часть спасшихся из побежденного войска бежала в сторону Чезены, а оттуда – еще дальше. Вице-король остановился только в Анконе, куда его сопровождали всего несколько всадников. В ходе отступления многие были убиты и ограблены, ибо крестьяне нападали на них по дороге, а герцог Урбинский, который отправил задолго до этого к французскому королю Бальдассаре Кастильоне и держал при де Фуа своих людей, как полагали, втайне вступил в заговор против дяди, и не только натравил на беглецов местных жителей, но и послал против них своих солдат на территорию Пезаро. Лишь те, кто спасался в флорентийских владениях, по распоряжению чиновников, а затем и республиканских властей, получили свободный проход. Войско победителей вернулось в свой лагерь, и равеннцы тотчас же послали к ним парламентеров с предложением о сдаче, но то ли в ходе переговоров, то ли после того как соглашение было уже достигнуто и горожане собирали провизию, чтобы доставить ее в лагерь, в то время как охрана города была снята, немецкие и гасконские пехотинцы ворвались в город через брешь в стене и безжалостно его разграбили. Кроме природной ненависти к итальянцам, их жестокость подогревалась злобой из-за потерь, которые они понесли в сражении. На четвертый день после этого укрывшийся в цитадели Маркантонио Колонна сдал ее на условиях сохранения жизни и имущества защитников, но ему и другим капитанам пришлось обещать, что они не поднимут оружия против короля Франции и Пизанского собора до праздника Святой Марии Магдалины. Через несколько дней на тех же условиях сдался и запертый в замке епископ Вителли с гарнизоном в сто пятьдесят человек. На сторону победителей перешли города Имола, Форли, Чезена и Римини, а также все замки Романьи, кроме крепостей Форли и Имолы; все эти города принял легат от имени Пизанского собора. Однако французское войско, после гибели де Фуа и понесенных потерь пребывавшее в прострации, праздно проводило время в четырех милях от Равенны; легат и Ла Палис (который командовал армией, так как Альфонс дʼЭсте уже вернулся в Феррару), не зная, какова будет воля короля, ожидали его приказаний; к тому же они не пользовались таким уважением среди солдат, чтобы двинуть армию в новый поход, в то время как она была занята дележом и переправкой в надежные места награбленной добычи. Кроме того, войско