Осознав в конце концов, что на востоке приходится иметь дело с грозным врагом, Гитлер так никогда и не изменил своего мнения о войсках западных держав: он считал их практически небоеспособными. Даже успехи западных союзников в Африке и Италии не смогли поколебать его уверенности в том, что эти солдаты обратятся в бегство при первом же серьезном немецком наступлении. Летом 1944 года Гитлер все еще был убежден, что можно без труда вернуть потерянные на западе территории. Таким же предвзятым было его мнение о лидерах западных держав. На оперативных совещаниях он часто называл Черчилля некомпетентным демагогом и алкоголиком и вполне серьезно утверждал, что Рузвельт перенес не детский паралич, а паралич, вызванный сифилисом, и потому американский лидер – умственно отсталый. Эти мнения также доказывают, что в последние годы жизни Гитлер находился в плену иллюзий.

В «Запретной зоне I» в Растенбурге построили чайный домик, обстановкой выгодно отличавшийся от унылых помещений Ставки. Здесь мы иногда отдыхали за бокалом вермута; здесь фельдмаршалы ожидали приема у Гитлера. Сам Гитлер не любил бывать в чайном домике, не желая встречаться с генералами и офицерами штабов Верховного командования и сухопутных сил. Однако после падения фашистского режима в Италии 25 июля 1943 года и назначения главой правительства Бадольо Гитлер в течение нескольких дней проводил здесь чаепития с десятком своих военных и политических советников, в числе которых были Кейтель, Йодль и Борман. И однажды Йодль вдруг выпалил: «Подумать только, фашизм лопнул как мыльный пузырь». Повисло зловещее молчание, затем кто-то заговорил совершенно о другом, а Йодль, явно испуганный, побагровел.

Несколько недель спустя в Ставку пригласили принца Филиппа Гессенского, одного из немногих представителей старого режима, к коим Гитлер всегда относился с уважением и даже почтением. Филипп часто оказывал Гитлеру различные услуги, в частности в первые годы Третьего рейха помог установить контакты с лидерами итальянского фашизма. Еще он приобретал для Гитлера ценные произведения искусства и благодаря своим родственным связям с итальянским королевским домом обеспечивал их вывоз из Италии.

Когда через несколько дней принц собрался уезжать, Гитлер без обиняков заявил, что не позволит ему покинуть Ставку. Он продолжал относиться к Филиппу с преувеличенной любезностью и приглашал на свои обеды и ужины, но свита, прежде обожавшая поговорить с «настоящим принцем», теперь его избегала, словно заразного больного. 9 сентября принца Филиппа и принцессу Мафальду, дочь короля Италии, по личному приказу Гитлера отправили в концентрационный лагерь.

Еще несколько дней Гитлер хвастливо заявлял, что давно начал подозревать принца в передаче секретной информации членам итальянского королевского дома, приказал следить за ним и прослушивать его телефонные разговоры и таким образом было обнаружено, что принц передавал секретные шифры своей жене. И тем не менее, Гитлер продолжал относиться к принцу с подчеркнутым дружелюбием, что было, как он говорил, явно восхищаясь своим талантом детектива, частью его тактики.

Арест принца и его жены напомнил столь же близким к Гитлеру людям, что все они полностью в его власти. Все невольно осознали: вполне вероятно, Гитлер тайно следит за ними и любого может постичь подобная судьба, а оправдаться не представится никакой возможности.

С тех пор как дуче поддержал Гитлера во время австрийского кризиса, его отношения с фюрером стали для всех нас символом дружбы и согласия. После свержения итальянского лидера и его бесследного исчезновения Гитлер, вдохновленный примером «верности Нибелунгов», вновь и вновь на оперативных совещаниях требовал сделать все возможное, чтобы найти пропавшего Муссолини. Он заявил, что судьба Муссолини – кошмар, преследующий его днем и ночью.

12 сентября 1943 года на оперативное совещание в Ставке среди прочих вызвали гауляйтеров Тироля и Каринтии.

На совещании было решено, что не только южный Тироль, но и итальянская территория вплоть до Вероны отныне будут находиться в ведении гауляйтера Тироля Хофера. Побережье Венецианского залива, включая Триест, присоединялось к Каринтии гауляйтера Райнера. В мою сферу полномочий вошли все вопросы вооружения и производства на остальной итальянской территории в обход итальянских властей. К нашему величайшему удивлению, через несколько часов после подписания этих приказов было объявлено об освобождении Муссолини.

Оба гауляйтера решили, что потеряли столь неожиданно приобретенные владения. И я, уверенный, что лишился своих новых полномочий, сказал: «Не думает же фюрер, что дуче стерпит такое!» Вскоре я снова встретился с Гитлером и предложил отменить последний приказ, полагая, что именно так он и поступит. Каково же было мое удивление, когда Гитлер ответил: «Нет, приказ остается в силе». Я обратил внимание фюрера на то, что при новом итальянском правительстве, сформированном Муссолини, наши действия будут восприняты как посягательство на суверенитет Италии. Гитлер немного подумал и сказал: «Представьте мне снова приказ на подпись, только датируйте его завтрашним числом. Тогда не останется сомнений в том, что освобождение дуче никоим образом не повлияло на мое решение»[196]. Без сомнения, еще за несколько дней до того, как Гитлер решил отрезать Северную Италию, он уже получил сведения о том, где содержат в заключении Муссолини. Думаю, что в предвидении освобождения дуче он и поспешил вызвать нас в Ставку и подписать приказ.

На следующий день Муссолини прибыл в Растенбург. Расчувствовавшийся Гитлер обнял его, а 27 сентября, через две недели после того, как расчленил Италию, на годовщину подписания Тройственного союза, уверил в своей дружбе и выразил надежду на то, что фашизм вновь приведет Италию к свободе.

Благодаря увеличению объемов военного производства мои позиции укреплялись до осени 1943 года. Исчерпав промышленные ресурсы Германии, я попытался использовать индустриальный потенциал контролируемых нами европейских государств[197]. Поначалу Гитлер не хотел использовать промышленный потенциал западных стран, а на восточных территориях в грядущие годы вообще не собирался развивать промышленность, ибо индустриализация, как он считал, способствует распространению коммунизма и порождает интеллигенцию, совершенно там не нужную. Однако обстоятельства оказались сильнее всех его теорий. Гитлер был достаточно практичным человеком и признал, что полезнее сохранить предприятия на оккупированных территориях и с их помощью решать проблемы снабжения наших войск.