— И приготовься, — сказал ей Павел. — Жопу лубрикантом намажь.

— Хорошо, — кивнула Полина без особого восторга.

Она относится к той категории солевых дур, которые легко променяют свои гордость, самоуважение, моральные ценности и прочее, на пакетик с альфой.

Ей вполне нормально, когда уставший Павел приезжает домой и без всяких сантиментов вставляет ей в рот или в жопу — она на такое согласна, потому что она знает, что у него с собой соль или меф.

Никакого самоуважения, гордости, чувства собственного достоинства — она это в себе уже давно прикончила и, в чём-то, ушла в этом гораздо дальше, чем НикВик или Гоша.

А сам Павел от их взаимоотношений получал странное ощущение полноты власти. Подсознательно он воспринимал Полину как разумную вещь, принадлежащую ему безраздельно.

«Блядь, цветы — это пиздец…» — вспомнил он о своём прикрытии.

Из-за карантина продажи цветов упали до нуля, поэтому он с них ничего не имеет — у него сотрудники тоже по домам сидят и ноют от скуки. Зато обе его аптеки считаются жизненно необходимыми заведениями, поэтому приносят реальный доход. А ещё эти аптеки оказались великолепным прикрытием лично для него — как владельцу, ему выдали бумагу-«вездеход», благодаря которой он может смело ездить за закладками.

Он ездит по городу, поднимает закладки, когда надо, а иногда заезжает к Алине, снимающей квартиру на Васильевском, подальше от своих родителей.

На почве «общей беды», то есть, посадки Тимура, они снова сблизились. Павел начал привозить ей меф, а потом, в один из дней, они понюхали его совместно, после чего Алина ему ненавязчиво дала.

Теперь, когда у него возникает желание «левака», хотя это некорректное слово, если вспомнить, что у него с Полиной, он едет к Алине и остаётся у неё на ночь.

В целом, ситуация с карантином паршивая, но Павел считал, что жить можно — работа продолжается.

*17 марта 2020 года, г. Санкт-Петербург, Почтамтская улица, квартира Павла*

— … я вас не подведу', — дописал Павел, после чего снюхал дорожку с левой ягодицы Полины.

Его повысили — теперь он координатор федерального уровня. По сути, выше него в России только владельцы самого наркошопа.

Организатор сразу написал оклад — 50 000 долларов США в месяц, но это ерунда, если сравнивать с тем, что идёт в качестве бонуса — у него теперь есть «кормовые» кураторы, от которых ему падает процент.

Он и сам был когда-то таким же, просто даже в душе не подозревал, что кто-то имеет вполне конкретный процент от приносимого им дохода.

Поднявшись на ступеньку выше, он увидел всю систему — кураторы работают, их доход дробится на части, распределяемые между владельцами, а оставшиеся крошки делят между «топ-менеджментом», в состав которого и вошёл Бродский.

Ежемесячно должно выходить не меньше 30–40 тысяч долларов добавки.

Теперь он куратор над кураторами, а также логист всея логистики — грузы исчисляются сотнями килограмм, а офферы сотнями тысяч баксов, но ему уже всё равно. Для него это просто цифры.

Также он понял, что его личность для организатора секретом не является — среди должностных инструкций он получил, в числе дел прочих кураторов, собственное личное дело. То есть, вся эта анонимность — это фикция. Всё они прекрасно знают о кураторах и прочих…

— Алло, — ответил он на личный телефон и, на всякий случай, оттолкнул сосущую у него Полину.

— Сынок, привет, — услышал он голос отца. — Как дела?

— Нормально, — ответил Павел. — Что-то случилось?

— А ты занят? — обеспокоился отец.

— Ну, я на работе… — произнёс Павел. — Но говорить могу.

— Есть разговор один — когда сможешь приехать? — спросил отец. — Или самому к тебе приехать?

— Кафе «Треугольник» знаешь? — уточнил Павел. — Я там буду через полчаса.

— Хорошо, увидимся, — ответил отец.

Вероятно, опять что-то с бизнесом, хотя Павел даже предположить не мог, как карантин мог повлиять на отцовский бизнес. Материалы, конечно, подорожали, но не критично, а ещё люди не перестали от всего этого покупать квартиры.

Пришлось оставить Полину в квартире, с 5-граммовым зип-локом соли. Последнее гарантировало, что она точно никуда не денется…

— Так что случилось? — спросил Павел, после того, как они с отцом обнялись и сели за стол в кафе.

— У нас проблема, — начал отец. — Я хочу расширять бизнес, но не хочу брать с собой коллег. На данный момент у меня есть двести тысяч долларов, но не хватает ещё пятисот, чтобы точно хватило на новый объект.

— М-хм, — хмыкнул Павел.

— А у тебя же бизнес… — начал отец. — Мой бизнес не одобрят — я и так в кредите, а вот твой — вполне. Можешь взять для меня кредит?

— Кредитнуться на пятьсот штук баксов? — уточнил Павел.

— Ну, да, — кивнул отец.

— А зачем кредитоваться? — усмехнулся Павел.

— Иначе бизнес не расш… — начал отец, но затем понял. — А-а-а… Но откуда?

— Да я деньги не трачу — мне много на жизнь не нужно, — объяснил Павел. — Уходит пара штук баксов в месяц на все хотелки, а остальное я в сейфе храню.

Во вмонтированном в стену сейфе у него хранится около семисот тысяч долларов США — он давно уже планировал поместить их во вклады, но всё как-то лень…

— То есть, ты можешь дать мне пятьсот тысяч? — на всякий случай, уточнил отец.

— Да, — кивнул Павел. — Привезу сегодня под вечер.

— А это всё точно законно? — напрягся отец.

— Да, конечно! — заверил его сын. — Карантин стал точкой роста для моего фармацевтического бизнеса.

— А-а-а, ну, ладно, — кивнул отец. — Тогда жду вечером. И… Спасибо, сынок.

— Обращайся, — улыбнулся ему Павел.

*14 августа 2020 года, г. Санкт-Петербург, Васильевский остров, квартира Алины*

Алина Киреева лежала на диване в гостиной и листала ТГ-каналы и чаты. Ей было скучно по причине безделья — родителям она сказала, что работает, но в реальности она нигде не работала, а просто каждый день нюхала мефедрон.

Деньги она получает от Павла, который на ней особо не экономит — в неделю набегает около пятидесяти тысяч рублей.

Но именно сегодня ей не хотелось просить деньги у Павла — её, в целом, напрягала эта необходимость просить у него. Она давно уже