– Хозяин! Я спасу вас! – Огромный мужчина одной рукой сшиб двух солдат и пафосно опустился на колени перед мужчиной из Хэло.

– Его имя запятнали дурной славой, но он не мятежник! Это суровая судьба сыграла с ним злую шутку! – Мелодия в песне стала такой высокой, что голоса певцов буквально разрывались на части.

Публика галдела. Самые популярные театральные представления были со следующим содержанием: спектакль о мудром правителе, о котором писали в исторических летописях, но который на самом деле каждый день пил свежую кровь детей; история о том, как судья собственными руками приговорил заключенного к смертной казни, а потом оказывалось, что этот юноша был его родным сыном, с которым их давным-давно разлучила судьба; или же постановка о придворной певице, которая дала клятву не выходить замуж. Она много лет ждала своего возлюбленного, и вот он наконец вернулся из морского странствия. Однако, согласно этой красивой легенде, талантливый моряк из расы Крылатых на самом деле уже давно умер, попав в морской шторм, а к девушке вернулся лишь злой дух, обитавший в его кинжале.

Эти так называемые театральные представления проходили на сценах с занавесами, на которых для каждого эпизода просто и схематично рисовался задний план. Публика затаив дыхание ждала, когда перед ними один за другим откроются эти прекрасные занавесы. И им было абсолютно безразлично, правдивым ли будет финал этого представления, показанного на сцене, или нет.

Среди этих возгласов возбужденной толпы крики Тилань были такими жалкими, что их вряд ли можно было расслышать. Девушка покачнулась назад и упала в объятия Тан Цяньцзы. Ее безумные мертвенно-черные глаза смотрели в потолок, а отблески разбушевавшегося пламени в жаровне танцевали на ее щеках.

– Ваше высочество! Ваше высочество! – кричал молодой генерал, сжимая принцессу за тоненькие плечики так сильно, что казалось, будто он вот-вот может сломать ей кости.

Цзичан все еще находился в самой глубине шатра и никак не мог выбраться оттуда. Тан Цяньцзы поднял голову и у самой сцены увидел лицо своего молодого господина, отгороженного от него огромной толпой людей.

Блики огня отчетливо разделили лицо Цзичана по его высокой переносице, окрасив одну его половину в красный, а другую в черный цвет. Он кивнул Тан Цяньцзы, и молодой генерал, закрыв Тилань своей грудью, стал протискиваться назад к выходу, расталкивая плечами столпившихся повсюду людей.

Выход из шатра уже был совсем близко. Просочившийся оттуда яркий свет слепил так сильно, что на него было невозможно смотреть, прямо как на утренние лучи солнца, просачивавшиеся из-за облаков.

Цзичан видел, как они вышли наружу, занавеска на входе в шатер плотно закрылась за ними и снова наступила темнота.

Чистое голубое небо уже стало темно-синим. По дороге пронесся прохладный вечерний ветер. Из шатра слабо доносился гул человеческих голосов. Удивительная тишина опустилась к вечеру на оживленный город.

– Ваше высочество… Ваше высочество! – Тан Цяньцзы держал за плечи Тилань, прижимая ее к стене, будто она была не человеком, а просто длинным платьем. Она была такой легкой, словно ничего не весила, и казалось, что если он отпустит ее, то девушка, лишившись какой-либо опоры, попросту упадет на землю, превратившись в кучку одежды.

Тилань не лишилась чувств. Она все время была в сознании. Ее глубокие темные глаза были устремлены в небо, будто два бездонных колодца.

– Ваше высочество, вы слышите меня? – Он взял девушку за предплечье и легонько потряс ее. – Послушайте, это просто представление. Это все неправда.

– Нет, Чжэньчу, – девушка опустила свои слепые глаза и посмотрела на него. Растрепанные вьющиеся волосы упали на ее лицо, – я видела это тогда в тот день.

Карие глаза молодого генерала резко сузились:

– Ты видела…

Тилань еле слышно проговорила:

– Я все видела.

Произнесенные тихо, словно выдох, три слова слились со зловещей барабанной дробью, доносившейся из глубин торговых улиц, и с силой отпечатались на сердце Тан Цяньцзы.

Девушка стояла в пустой темноте, но ни капли не боялась ее. С самой первой секунды, когда Тилань появилась на свет, она могла видеть этот мир только в безликом бесцветном состоянии. Иногда во сне перед ее глазами проплывали неопределенные, хаотичные огоньки, которые отличались по температуре и ощущениям. Девушка догадывалась, что это были так называемые цвета, которые она никогда раньше не видела.

Но тот сон очень испугал ее. Из самых глубин тьмы навстречу ей, извиваясь, выплыл какой-то цвет. Он был пылающим и насыщенным, отдавая теплым железным запахом сырой рыбы, словно живое существо, замыслившее что-то плохое. Однако на полпути он постепенно становился все более сухим и холодным. В тот момент, когда одно его щупальце дотронулось до ее юбки, цвет с невероятной скоростью стал медленно подниматься наверх. Девушка начала отступать, но никак не могла убежать от опутавшего ее цвета.

Тилань разглядела красивую женщину, которая упала в этот густой цвет. Ее волосы развевались, словно тончайший атлас, а она сама тщетно протягивала руки, пытаясь выбраться.

– Король! О мой король! Чем Линцзя смогла разгневать вас? Неужто этот грех даже не сможет искупить то, что Линцзя родила вам трех таких очаровательных деток?

Продолжая спать, девочка съежилась во сне от охватившего ее ужаса. По голосу она поняла, что та красивая женщина была ее матерью. Тилань хотела проснуться, но этот сон крепко, не выпуская, держал ее в своих объятиях.

Какой-то мужчина подошел к ее матери, и этот цвет также начал взбираться по подолу его одежды. Девушка никогда не видела лиц, но она знала, что перед ней стоял ее отец. Его рука, которая всегда обнимала ее и маму, в этот раз крепко держала только его самого, как будто ему было невыносимо холодно.

Гневные слова, сказанные дядюшкой Инцзя и ее старшим братом, смешались со звуками ударявшейся друг о друга стали, отозвавшись эхом в темноте. Отец посмотрел на ее мать, и на его лице появился страх и равнодушие. Он даже не смог ответить на ее вопрос, просто отвернулся и обратился в пустоту к неизвестному собеседнику:

– Найдите Соланя и Тилань… Если сможете убить их, то будете вознаграждены.

Старший брат стоял еще глубже в темноте и держал в руках меч. Свежая кровь растекалась по его ногам. Дядюшка Инцзя схватил стеклянную лампу и бросил ее в пустоту. В этот момент какой-то обжигающий цвет вырвался из-под ног матери и брата, захлестнув собой все вокруг, и смог поглотить даже первозданную тьму. Это был цвет боли, который появлялся, когда человек резал палец, и цвет пламени. Затем кто-то объяснил Тилань,