– Ну что, страшно, други мои?! – Как заправский полководец, Альто расхаживал перед неровным строем солдат и поигрывал булавой. – Это хорошо, когда страшно, страх силы и ногам, и рукам дает, а силы нам щас ой как понадобятся! Для тех, кто нигде не служил и, окромя свиньи, никого не резал, поясняю: прорыв это не бой, это то же самое бегство, только не порознь, а в куче. Бежать надо прямо на врага, иначе эти закованные в латы стервецы за вами погонятся и всех поодиночке перекокошат. Я впереди пойду, ты… – командир ткнул булавой в грудь Зигеру, – и дружок твой, как уж его кличут, запамятовал, рядом пойдете! Коль я паду, равняться на них! Останавливаться нельзя, бежим только вперед и изо всех сил, попутно махаем булавами и сметаем все на пути! Ясно?!

В ответ раздалось дружное пыхтение, изредка перебиваемое ворчанием и невнятным бормотанием бранных слов.

– Марц, что там у нас? – обратился Альто к притаившемуся в дыре Завала дозорному.

– Легкая пехота, сто пятьдесят – двести, идут квадратом, шагов сто – сто двадцать. Позади полсотни лучников, без доспехов, кто такие, не разобрать! – бойко отрапортовал подросток, высунув на миг веснушчатую голову из развалин.

– Во, как мило! – рассмеялся Альто. – Повезло вам, требуха ходячая! Мечниками да ополченцами драными нас не взять, пробьемся! За двадцать шагов становимся клином и в центр, самый центр!

Разнесшийся по рядам боевой клич заглушил последние слова Альто. Полторы сотни гномов, грозно потрясая оружием и строя злобные рожи, кинулись в брешь. Поток подхватил Пархавиэля и понес прямо на быстро приближающегося неприятеля. Лучники вскинули луки, свист стрел разорвал воздух. «Во черт, я же без щита», – успел подумать гном, вжав голову в плечи и побежав еще быстрее. Стрелы посыпались градом, ополченцы стреляли навесом, боясь ненароком задеть своих. За спиной Пархавиэля раздались крики, упали замертво несколько тел. Бежавший рядом Зигер пришел на помощь в трудную минуту, умудрился прикрыть щитом и себя, и друга.

Враг был совсем близко, теперь уже и филанийцы перешли с шага на бег. Их первые ряды грозно потрясали мечами и неумело изображали на лицах звериный оскал. «Легко будет», – подумал Пархавиэль, мгновенно сообразив, что яростные гримасы людей не искренни, заучены наизусть в ходе каждодневных тренировок, как и простейшие приемы боя на мечах.

Отряды столкнулись, боевые кличи «Филания» и «Круши» перемешались, слились в одно непотребное слово: «Филоуши», а затем потонули в безудержном многоголосом реве.

«Свист ветра» летал по воздуху, с треском вонзаясь то в шлемы, то в щиты врагов. Пархавиэлю приходилось тяжко, ему не хватало места для полного замаха, поэтому он то и дело высоко подпрыгивал и бил врагов по головам. Прием был эффективным, но изматывал гнома, силы таяли, а филанийская пехота хоть и отступала под дружным натиском гномов, но билась упорно и держала строй. Клин атакующих увяз в филанийских рядах и постепенно стал принимать форму правильного полукруга.

Когда Пархавиэль подпрыгнул в очередной раз, толпа немного сдвинулась, и гном после успешного удара приземлился на чьи-то широкие плечи. Оседланный соратник, как ни странно, оказался совершенно не против сыграть выпавшую на его долю роль верховой лошади. Гном-всадник гордо вспорхнул над толпой низкорослых собратьев, «Свист ветра» загулял в полную силу. Массивное лезвие двуручной секиры летало по воздуху, даже если щит врага выдерживал удар, то сбитый с ног противник валился назад, давя и сминая своих.

Пархавиэль возвысился над соплеменниками, в этом оказались не только плюсы, но и один весьма существенный минус. Один из лучников решился выстрелить, стрела прожужжала совсем рядом, лишь слегка оцарапав плечо гнома. «Меткий гад, – подумал Зингершульцо, не придавая попытке подстрелить его особого внимания. – Навряд ли во второй раз осмелится!» Сидя на «лошади», он был одного роста с людьми, и вражеские затылки защищали его от стрел, болтов и прочих метательных снарядов. Однако повторное жужжание и вонзившаяся в древко секиры стрела заставили его отнестись к этой опасности более серьезно.

Пархавиэль всего на миг оторвал взгляд от вражеских рядов и посмотрел в сторону отряда лучников. Метким стрелком оказался не кто иной, как его давний знакомый, лесничий Радобержец. Верзила узнал гнома, злорадная улыбка не сходила с искривленных губ, а крепкие руки уже вновь натягивали тетиву.

«Чтоб тебя…» – прохрипел тяжело дышавший гном, отбивая круговым движением секиры третью стрелу. Радобержец хлопнул пару раз в ладоши, как старый и добрый приятель, помахал гному рукой и вынул из колчана четвертую стрелу.

– И что те в лесах не сиделось?! – просопел Пархавиэль, мечтавший в эту минуту выхватить композитный лук из шаловливых ручонок лесничего, сломать его об колено и засунуть заостренные обломки великану в… штаны.

Четвертая попытка должна была увенчаться успехом. На этот раз стрела летела точно в живот гнома, ни увернуться, ни отбить ее Пархавиэль не мог, но, как известно, круглых дураков и избранников судьбы спасает счастливый случай. Гном, на котором вот уже несколько минут восседал Пархавиэль, споткнулся и упал, увлекая за собой седока. Стрела пропела над головой и скрылась вдали. Вскоре ряды солдат дрогнули, и началось хаотичное бегство, которое даже при самом предвзятом отношении нельзя было бы назвать отходным маневром.

Только немногим лучникам удалось сохранить спокойствие и не испугаться приближения орды разъяренных гномов. Среди них был и ненавистный сердцу Пархавиэля Радобержец. Ополченцы не покинули позиции, стреляли до последнего, слушаясь зова неписаного кодекса чести стрелков: «Последний залп в упор!»

Пархавиэль хотел лично вогнать в грудь лесничего острый топор, отомстив за то, что тогда, у одинокой сторожки на опушке леса Радобержец изменил их судьбу, обрек его и двоих друзей на страдания, сделал их изгоями, никому не нужными отщепенцами.

Мечте бывшего караванщика и махаканца не суждено было сбыться, за него отомстил кто-то другой, пронзив лесничего мечом, оглушив булавой или отрубив голову. Пархавиэль так и не узнал, какую смерть принял его обидчик, но из лучников не выжил никто. Прорывающийся сквозь кольцо врагов отряд гномов смел всех, кто стоял на его пути, перебил и прошелся по мертвым телам.

Задумка Альто удалась, хотя в это было сложно поверить. Маленький отряд прорвался и дальше уже не встречал существенного сопротивления. Эффект неожиданности и панический страх, как у загнанной в угол крысы, удачно дополнили просчеты армейского командования. Придя в квартал, войска не разогнали уже не нужное ополчение, а поручили горожанам вспомогательные функции, задвинули их во второй эшелон оцепления. Огромные и величественные, как крепостные башни, требушеты стояли посреди небольшой площади. Именно отсюда грозные осадные орудия всего за несколько минут разнесли в клочья укрепление изобретательных гномов. Обслуга орудий медленно и вяло занималась разборкой громоздких конструкций, их же работу охраняли уставшие, пробегавшие всю ночь в поисках гномов ополченцы. Немудрено, что горожане завалились спать, игнорируя отданный им приказ и легкомысленно понадеявшись, что гномами занимаются солдаты, сразу после обстрела ушедшие в сторону таверны.