Бадди Хамстра, «наш бедный слабый великий человек», как именовал его Леон, и забавлял его, и очаровывал. Мы говорили обо всем понемногу, о дневниках Эдмунда Уилсона, о Блумсбери, нарциссизме Генри Торо и о Генри Джеймсе. Я все еще терзался сомнениями, разумно ли было браться за работу управляющего, но у меня был Леон, мой друг, пришелец с той же далекой планеты.

Иногда с этой планеты доносились вести: письма читателей, которые передавали мне бывшие издатели: «Ходит слух, что вы не умерли, а просто перестали писать и живете в другой стране под чужим именем, как Б. Травен»[67].

Одну посылку я не хотел открывать — она пришла от нью-йоркского редактора, а внутри лежала верстка романа. Прилагалось письмо с просьбой прочесть книгу и в случае, если она мне понравится, поделиться своими соображениями. Внизу под стандартными выражениями благодарности была приписка от руки и чересчур большой росчерк Джеки Онассис.

— Это от Джеки Кеннеди, — сказал я жене.

— Как же! — фыркнула она.

— Она просит меня прочесть эту книгу. Сделать ей одолжение, понимаешь?

— Джеки Кеннеди просит тебя об одолжении — что тут не понять?

— Так она пишет.

Милочка сделала знакомую мне гримасу: дескать, что-то с тобой неладно. Однако Леон не смеялся, он сказал мне:

— Это серьезный редактор. У нее очень хорошая репутация.

— Сперва голоса, теперь письма от знаменитостей, — вздыхала Милочка. — Ну-ну.

Я прочел книгу и факсом отправил положительный отзыв. В ответном послании миссис Онассис писала, что завидует моей жизни на Гавайях, и упоминала, что ее сын заедет в Гонолулу на пару недель по пути на Палау, остров в западной части Тихого океана, где собирается заняться подводным плаванием.

А голоса все не унимались. Для человека, не привыкшего к чтению, работа писателя — колдовство, ненадежное, сбивающее с пути; для жителя острова за пределами родных берегов все нереально, темно, страшно, каким бы ясным ни казался горизонт. Память о внешнем мире утрачена: чего я не вижу, то не имеет права существовать. Я остался наедине с голосами, но теперь бормотали не только мои голоса: молва утверждала, что я схожу с ума, пав жертвой островной лихорадки, — это не опасно, всего-навсего беспричинное, юродивое счастье. Но и это был всего-навсего слух.

Две молодые женщины покончили с собой, спрыгнув вместе, одновременно, с четырнадцатого этажа «Аутригер Айлендер», всего в четырех кварталах от отеля «Гонолулу». Вопли очевидцев известили нас об этом несчастье меньше чем через минуту. В Вайкики у прыгуна выбор невелик: он свалится либо на головы перепуганным прохожим, либо под колеса автомобиля.

— Можешь написать интересную историю, — посоветовал мне Кеола, и я обозлился, потому что думал как раз об этом. Не хватало еще, чтобы вечно ухмыляющийся работник давал мне советы!

— Ни в коем случае! — ответил я, отнюдь не имея этого в виду. Меня разбирало любопытство.

На следующий день Леон собирался прийти к нам на ланч. Ему нравился мясной салат Пи-Ви, и он хвалил атмосферу отеля: «Такими я впервые увидел Гавайи много лет назад». Вероятно, это означало, что мы безнадежно отстали от прогресса, но Леон не давал негативных оценок, он всегда был изысканно вежлив. Секретов друг от друга у нас уже не оставалось. Он знал, как я страдаю от того, что давно перестал писать, и старался пробудить во мне мужество.

Я предупредил Бадди, что проведу пару часов за ланчем с Леоном Эделем, и он ответил:

— Постарайся заполучить колонку для «Стар Буллетин». Что-нибудь повеселее.

Я не сразу уловил ход его мыслей, но тут Бадди принялся развивать одну из своих излюбленных тем — дескать, просто потрясающе, сколько знаменитых людей живет сейчас на Гавайях: Джордж Харрисон, Вилли Нельсон, Джим Наборс, Крис Кристофферсон, Ричард Чемберлен[68], Силвестр Сталлоне, Майк Лав (из «Бич Бойз»), вдова Бориса Карлоффа, он упомянул даже Дорис Дюк, хотя она к тому времени уже умерла.

— Взять хотя бы Джорджа Харрисона. Ты хоть понимаешь, как было бы хорошо для бизнеса, если б мы могли упомянуть, что у нас останавливался один из «битлов»?

— С какой стати Джордж Харрисон поедет к нам?

— Выпить, например. Трэн делает отличный «май-тай». Закусить бургером Пи-Ви, его премированным чили. — Бадди явно счел мой вопрос идиотским. — Мы могли бы сделать «стену славы», как в тайском ресторане у Кео, с фотографиями и автографами всех звезд, которые когда-либо заходили в «Потерянный рай».

Бадди и слышать не хотел, что никого из знаменитостей силком не затащишь в его отель. Еще один признак надвигающейся старости, а вот и другой: тупая ярость при малейшем возражении. Свойственная ему от природы вспыльчивость усугублялась постоянным недомоганием и неумеренным потреблением алкоголя.

— Негативно мыслишь, — попрекнул он меня.

— Какое отношение все это имеет к Леону Эделю?

— Ты же говорил, он писатель! — рыкнул на меня Бадди. — Пусть сделает что-нибудь для нас.

Тут только до меня дошло. Сама мысль, что восьмидесятидевятилетний биограф Генри Джеймса и летописец Блумсбери возьмется накропать заметку для местной прессы о том, как ему нравится отель «Гонолулу», была столь нелепа и наивна, что я не удержался от смеха.

Бадди в своем маразме принял смех за выражение согласия и раздухарился.

— Эта история в «Айлендере» плохо влияет на бизнес, — сказал он. — Надо снова пригласить того жирного самоанца, который кокосовые орехи зубами разгрызал.

Он пытался извлечь выгоду из попавшей в прессу истории двух женщин-самоубийц. Возможно, удастся переманить к нам гостей, которые захотят поселиться подальше от места трагедии, но это при условии, что Леон напишет о нас заметку и передаст текст кому-то из преемников мадам Ма, кто теперь ведет колонку в вечерней газете.

Леона привезла в отель его жена Марджори. Она тут же исчезла, сообщив:

— У меня ланч с вахине, — то есть с кем-то из подруг. Марджори хорошо знала гавайские словечки и произносила их правильно, к тому же она писала стихи. Супруги обожали друг друга с восхитительной, не поддающейся старости взаимной поглощенностью влюбленных.

В шутку я рассказал Леону, как Бадди мечтает получить свою заметку.

— Был я когда-то журналистом, но не в этом роде, — сказал Леон. — Как там наш бедный слабый великий человек?