Рийс тоже схватился за меч и во главе своих людей рванулся обратно.

Пятеро воинов Тысячи уже закрыли двери и с мечами наголо повернулись навстречу подбежавшим. Они были из сотни, где называли себя Леопардами.

– Рийс, оставь! – крикнул старший, хорошо знакомый ему ветеран. – Уходи!

– Сам знаешь, Кантей, мы не можем. – Рийс только мотнул головой. – Отойди!

Изнутри отчетливо был слышен лязг металла о металл. Что именно там происходило, Рийс понятия не имел. Ясно было только одно: если в оперном театре по какому-то поводу началась схватка, бойцам Тысячи следовало спешить на выручку вельможам, которых они приставлены охранять, а не двери замыкать от подмоги. Он опустил голову, делая вид, будто взвешивает за и против… и внезапно прыгнул вперед, всаживая конец меча старшине Леопардов в шею, на волосок выше нагрудных лат. Смертельно раненный Кантей зашатался, но бросился на Рийса, невзирая на кровь, хлещущую из рассеченного горла. Тот отшатнулся. Меч Кантея вспорол на нем кожаный камзол и скользнул по мышце плеча. Умирающий повалился на колено, и Рийс ударил его еще раз – сверху вниз, от шеи к сердцу.

И отскочил прочь.

– Вы что творите? – спросил он оставшихся четверых. Те стояли столбами, глядя на тело Кантея. – Ваш долг перед Марцеллом…

– Мы тут как раз затем, чтобы позаботиться о Марцелле, – мрачно ответил один. И тут же с ревом устремился вперед.

Его встретил Берлингер: отвел меч противника, его собственный клинок лязгнул о вскинутый щит. Рийс живо нагнулся и подхватил щит Кантея. Безвольное тело распласталось у него под ногами, свисая с мостика. Рийс пинком сбросил его в воду, чтобы не споткнуться ненароком.

У него было десять человек, Леопардов же осталось лишь четверо. Но на узком мостике он не мог воспользоваться численным преимуществом – сражаться приходилось двое на двое, не больше. Опять же, «тысячники» были в полном доспехе и со щитами, а людей Рийса защищали лишь кожаные нагрудники.

Берлингер убил своего противника, но и сам тотчас пал от меча следующего телохранителя. Рийс, занятый новой схваткой, услышал плеск: тело Берла рухнуло в воду. Мрамор под ногами быстро делался скользким от крови…

Разделавшись с двоими телохранителями, Ночные Ястребы ни на пядь не продвинулись вперед. Воины Тысячи дрались как одержимые. Рийс едва успевал отбиваться от тяжеловооруженного бойца, рядом рубился Чевия. Противник Рийса зарычал и сделал выпад, метя в сердце. Рийс крутанулся – лезвие прошло по камзолу, вспарывая прочную кожу. Рийс прыгнул влево и нанес ответный удар. Меч не проник сквозь доспехи, отскочив от плеча, но телохранитель потерял равновесие и упал на колено. Рийс шарахнул его по голове щитом, сбрасывая в воду.

На него немедленно прыгнул последний оставшийся Леопард, и уже Ястребу пришлось податься назад и припасть на колено. Он пырнул врага снизу вверх, но меч угодил в край щита и сломался. Рийс потянулся назад, и в ладонь тотчас сунули новую рукоять. Но и тысячник зря времени не терял, его меч искал лицо Рийса. Размахиваться и наносить удар уже не было времени… Однако Леопард вдруг обмяк и повалился через перила. В глазнице у него торчал нож. Подняв тучу брызг, тело кануло в черную воду.

Рийс вскочил на ноги и помог Чевии разделаться с последним оставшимся врагом. Потом они бросились к дверям оперного театра.

Те были закрыты и заложены изнутри на засов.

* * *

Петалина стояла на коленях, подсовывая под голову горничной свернутую шаль. У той продолжала кровоточить рана, а это, как понимала Петалина, означало, что девушка еще жива. Куртизанка в отчаянии следила за сражением посредине зала. Марцелл и Раф, прижатые к стене, принимали неравный бой. Они сумели завладеть чьими-то мечами, но оба уже были ранены – в грудь, в руку, в плечо… Однако братья продолжали сражаться, давая отпор латникам. Их мечи сверкали со скоростью, казавшейся сверхъестественной. Уже четверо телохранителей распростерлись мертвыми на полу.

На глазах у Петалины Марцелл прыгнул вперед и поразил кого-то из солдат в узкую щель над нащечником шлема. Тот попятился, шатаясь, и рухнул всего в двух шагах от горничной и Петалины. Меч, выпавший из руки, скользнул по полу прямо к ней. Сперва она неуверенно посмотрела на него, потом решилась. Взялась за рукоять – и вскочила.

Меч был определенно тяжелей тех, с которыми она упражнялась в детстве. Тем не менее Петалина живо применилась к его весу и бросилась на ближайшего телохранителя, благо тот стоял к ней спиной. Она хотела поразить его в подмышку, но вес клинка лишил удар меткости – меч только громыхнул по броне. Мужчина зарычал и обернулся.

Марцелл, изо всех сил боровшийся за собственную жизнь, тем не менее заметил ее выходку и закричал:

– Нет!

Петалина попятилась от солдата, поскользнулась в крови на полу и упала, больно ушибив бедро. Собственная неуклюжесть разъярила ее. Усилием воли она заставила себя встать, и весьма вовремя: меч солдата просвистел мимо. Поняв, что тяжелый клинок требовал силы обеих рук, Петалина перехватила рукоять и вогнала меч противнику в пах. Острие на удивление легко вошло в тело, Петалина сразу выдернула его. Мужчина остановился, словно в стену уткнувшись, и упал на колени. Но потом, к ее ужасу… стал подниматься. По его набедренникам текла кровь, но он двигался вперед, на нее. Петалина отступала, размахивая мечом. В какой-то момент ей удалось зацепить его по шлему, да так, что дернулась голова. Солдат снова свалился, и она от души огрела его сзади по шее. Он больше не шевелился.

Задыхаясь, Петалина осмотрелась. Ее усилия не привели к перелому в сражении, Марцелл все так же отбивался один от целого десятка врагов.

– Хватит! – вдруг взревел он голосом неимоверной силы.

У Петалины зазвенело в голове. Но, кажется, он проник сквозь ушные затычки солдат. Те замерли кто где, правда не торопясь опускать окровавленные мечи.

– Твоя храбрость превыше всяких похвал, моя госпожа. – Марцелл смотрел через зал на свою куртизанку.

И хотя эти слова прозвучали совсем негромко, в сердце Петалины будто зазвонили торжественные колокола.

Потом он повернулся к телохранителям.

– Отпустите женщин! – сказал он им, указывая мечом на Петалину и раненую служанку, потом на дверь.

Яснее ясного, даже глухим.

Однако предводитель бунтовщиков лишь посмеялся:

– С чего бы это мне щадить твою шлюху, Марцелл?

– А с чего тебе убивать меня? Мы ведь плечом к плечу стояли в десятках сражений. Почему ты предаешь свой Город?

– Предатель здесь ты! – зарычал в ответ Маллет. – Убив тебя и эту тварь, которую вы называете императором, мы заключим мир с синими. Им эта война нужна не больше, чем нам!

– Вот, значит, как ты на вещи смотришь, Маллет? Сдайся и умри ради врага?

Но Маллет не слушал его. Он отдавал своим людям приказы, пользуясь языком жестов. Если Петалина что-нибудь понимала, жить им всем оставалось считаные мгновения.