София пожала плечами и вслед за ним посмотрела на худую хрупкую фигуру, которая носила траурный наряд с таким же раснодушием, как и торжественные пышные платья.

— Теперь-то уж точно нет, — сказала она с небольшим сожалением. — Но раньше — вполне возможно. И неважно, что именно она сделала: это было что-то, что сильно напугало и разозлило короля, а что может быть для него страшнее, чем то, что она оказалась сильнее его?

Брат Герин не желал противоречить ей во второй раз, но не мог сдержать неприязни, почувствовав в ее голосе почти что благоговение.

— Но она не была сильнее его, — угрюмо ответил он. — Уже на следующий день он отверг ее.

— Да, конечно! — согласилась София. — Потому что вы ему помогли — и я тоже. Конечно, я и сегодня об этом не жалею, другой возможности у меня все равно не было, и если я стала причиной того, что силы Изамбур иссякли навсегда, значит, этого было не избежать. Но все же я думаю, что она доказала, что обладала волей делать то, что ей подсказывало тело. Она не думала о последствиях. Она была непреклонна и в какой-то степени осталась такой и сегодня, потому что все так же отказывается принимать участие в этом мире.

— Ха! — горько рассмеялся он, будто она намеренно оскорбила его и ему нужно было ответить ей. — Ха! Но она ведь этим совсем не пользуется!

Всего несколько часов назад она неподвижно и равнодушно разглядывала его, но теперь посмотрела на него так, будто он стал прежним, непреклонным, упрямым, и в то же время угрюмым и трусливым. Это был не давний гнев, а воспоминание о том, какой молодой она была во время их первой встречи.

— А вы-то какую пользу извлекли из своей жизни? — вызывающе спросила она. — Вы — один из умнейших людей Франции и тем не менее никогда не стыдились ходить перед королем на задних лапках, как собачонка. А теперь стараетесь прислуживать и его преемнику? Вы что, утешаетесь тем, что именно вы принимаете все решения, даже если это происходит втайне и никогда для вас, вашей жизни и вашего счастья?

— Вы превратились в ворчливую старую женщину, София!

— О нет, — опровергла она упрек. — Нет! Когда-то я думала о вас намного хуже, чем сейчас. Я знаю о такой жизни непонаслышке, и удовлетворения мне она не принесла. Изамбур даже не искала этого, никогда не поднимала нос, стремясь почуять, откуда ветер дует и как лучше себя вести с тем или иным человеком. Ее жизнь, наверное, кажется проклятой по сравнению с нашей, но, по крайней мере, она всегда и без всяких исключений была ее жизнью. Она отталкивала от себя всех. Она никогда никем не пользовалась, чтобы удержать власть. Я пыталась бороться против законов нашего времени. Она же с самого начала не подчинялась им.

— И за это вы уважаете ее?

София задумчиво смотрела мимо него. Вплоть до похорон короля она не думала о том, какие последствия его кончина будет иметь для ее жизни. Теперь она почувствовала отвращение, поняв, что ей придется смириться с нарушенной симметрией дней и жить или при дворе с Изамбур или в доме, ставшим невыносимо пустым после того, как Изидора умерла, Теодор уехал в Италию, а Катерина ушла в монастырь города Корбейль.

— Возможно... немного, — пробормотала она. — Я знаю, вы не любите вспоминать об этом, но был день, когда вы сказали: «Иногда мне хочется просто умолкнуть». Сегодня я чувствую то же самое.

Было видно, что это признание смутило и тронуло его.

— Это неправда, — тихо сказал он, — что все воспоминания мне одинаково неприятны. Нет, далеко не все...

Она слабо улыбнулась, подняла руку и потянулась к его лицу Он сжался, ожидая нового удара, как во время их последнего разговора. Но она и не думала бить его.

С едва заметной улыбкой она отрешенно провела рукой по его смятой, покрытой пятнами коже. В этом движении не было ни презрения, ни ласки.

Он стоял, окаменев.

— Что вы собираетесь делать? — спросил он. — Каковы ваши планы?

Но ответить ей не удалось.

Снаружи послышался требовательный стук, и в то время как София отпрянула от него, чтобы никто не стал свидетелем возникшей между ними близости, в покои решительно вошла

Бланш. Теперь она была не дофиной, а королевой. С ее лица почти полностью исчезло плаксивое, горестное, детское выражение. Брат Герин был первым, кого она увидела, и поскольку она искала именно его, то не стала тратить время на то, чтобы осмотреть всю комнату или поздороваться с Изамбур, поскольку знала, что та не только не говорит, но и ничего не замечает. С поспешностью, так непохожей на ее прежнюю нерешительность, она заговорила:

— Вы были ближайшим советником короля, за это вам благодарна вся Франция. Но моему супругу вы не раз усложняли жизнь.

Брат Герин хотя и не ожидал увидеть ее здесь, но, казалось, был готов услышать эти слова.

Он тотчас же ответил, будто заранее подготовил и хорошо выучил урок:

— Я готов служить Луи так, как служил великому Филиппу Августу.

Бланш улыбнулась, но ее глаза смотрели по-прежнему серьезно.

— Вам известно, что мой супруг слушается моего слова и доверяет мне, — сказала она язвительно, но он сделал вид, что не заметил этого.

— Значит, я готов преклониться и перед вами.

Он не ограничился сказанным, а проделал жест, столь знакомый Софии с той самой ночи, когда Филипп отверг Изамбур и брат Герин пытался подействовать на него. Он встал на колено, немного более неуклюже, чем раньше, но все с той же презрительной решимостью.

В свое время это зрелище вызвало у Софии отвращение. А теперь она лишь язвительно рассмеялась. Брат Герин стоял, не двигаясь, а Бланш была так удивлена его поведением, что даже не смогла удержать на лице заученную гримасу.

София даже не думала о том, что бы так же выразить королеве свое почтение. Она стояла прямо и невозмутимо следила за происходящим.

— Я думала, женщине не подобает пренебрегать порядком, свойственным ее положению, и требовать больше знаний и власти, чем предусмотрено для нее Богом, а это совсем немного, — сказала она с явной насмешкой. — Вы порицали меня за неправильное обучение, но мне кажется, что вы не только верите в него, но и живете в соответствии с ним.

Бланш взяла себя в руки.

— Королева подчиняется иным законам, нежели обыкновенная женщина, и вы сами в свое время научили меня этому, — холодно ответила она. — А вам тут нечего делать, так что будьте добры...

София выпрямилась и решительно направилась к королеве Бланш.

— Я не стану вставать на колени, как брат Герин, — прервала ее София. — Но будьте спокойны: вам не придется прогонять меня силой. Я и сама не останусь в Париже.

Позже София шагами меряла комнату. Она не смотрела на носильщиков, освобождавших дом от мебели, чтобы можно было продать его по хорошей цене, не слышала слуг, которые радовались тому, что наконец покинут этот темный, пустой дом и перейдут в служение Аделины Бриенской.