Вскоре после того, как Иоанн уехал, оставив Меркадье следить за порядком в Анжу, а Алиенору – готовиться к визиту в Пуатье, в Фонтевро прибыла Беренгария со свитой, чтобы посетить могилу Ричарда. Алиенора надеялась, что Беренгария станет хорошей и плодовитой королевой для сына, но брак оказался декорацией. Теперь Беренгария явилась как вдова с требованием наследства. Во время перехода через Альпы она доказала свою целеустремленность, и Алиенора подозревала, что добиваться положенного она будет с тем же упорством.

Беренгарию она встретила любезно, но при первом же взгляде на вдову сына ее душевные раны закровоточили с новой силой.

– Должно быть, ты устала с дороги, – сказала Алиенора, проглотив горе. – Рихенза проводит тебя в покои, где ты сможешь отдохнуть и освежиться.

– Благодарю, госпожа. – У Беренгарии глаза тоже блестели от слез. – Нам с вами выпало перенести немало тягот, когда мы путешествовали через горы, но дорога сюда была самой трудной в моей жизни. – На ней был скромный, почти монашеский наряд, и в ясном весеннем свете виднелись первые тонкие морщинки, прорезавшие ее лицо. Она молитвенно сложила руки. – Мне жаль, что я не смогла присутствовать на похоронах, но понимаю, что вы не могли ждать.

Алиенора ничего не сказала. Горе до дна исчерпало ее душевные силы, и боль была бездонной. Нет никакой разницы в том, успела Беренгария на похороны или нет. По щекам Алиеноры текли слезы. Она их не вытирала.

– Я всегда боялась, что он погибнет до срока на войне, – пробормотала Беренгария, кусая губы, – но его было не остановить.

– Он был рожден делать то, что делал. Такова была его природа. Точно так же ястреб рожден летать или лев – охотиться. Лиши его этого, и сын не был бы собой.

– Со мной он всегда вел себя благородно и вежливо, – добавила Беренгария, деликатно промокая слезы краем рукава. – Даже в военном лагере следил за тем, чтобы я была удобно устроена. Не забывал об этом.

Алиенора кивнула. Их глаза встретились, передавая без слов то, что невозможно сказать вслух, ибо это опасно, как ступить на тончайший лед.

– Можно мне навестить его усыпальницу? – спросила Беренгария.

– Да, конечно. – Алиеноре нестерпима была мысль о том, чтобы проводить ее туда. Она с трудом сдерживала собственные чувства, и те эмоции, что проявит Беренгария перед могилой супруга, переполнят чашу. – Аббатиса сходит с тобой. А меня извини: я не очень здорова, чтобы сопровождать тебя. И ты наверняка захочешь побыть с ним наедине.

– Понимаю, – сказала Беренгария. – И спасибо вам. – Она задержала на Алиеноре взгляд еще на мгновение, потом сделала реверанс и удалилась изящной и размеренной походкой, но с видом печального смирения.

Позднее, когда Беренгария отдохнула с дороги и навестила усыпальницу Ричарда, дамы отобедали вдвоем в покоях королевы. За легкой трапезой из курятины, приправленной медом и перцем, Беренгария осторожно затронула тему своего вдовьего наследства, как и предполагала Алиенора.

– Ты должна написать об этом Иоанну, – посоветовала она. – Теперь он все решает.

– Я надеялась, что вы тоже сможете написать и добавить свои слова к моим, – попросила Беренгария. – У него сейчас много забот, и это дело в его глазах кажется мелочью, но мне нужны средства, чтобы содержать себя.

– Хорошо, я это сделаю. – Алиенора склонила голову в знак согласия.

Как женщина, она сочувствовала обстоятельствам Беренгарии, и по брачному договору вдове действительно причиталось наследство, но думать об этом она не хотела – казна ее душевных сил пуста. Алиенора не может платить полновесной монетой за товар, который не приносит удовлетворения, даже если вины торговца в этом нет.

После того как обед подошел к концу, Беренгария достала свое рукоделие, и женщины уселись вместе под окном. Алиенора наблюдала за тем, с каким усердием и кропотливостью та вышивает маленьких золотых львов на манжете мужской котты из синего шелка. Один рукав уже был готов, второй только наполовину.

– Эту котту я вышивала для Ричарда, – печально пояснила Беренгария. – Не могу оставить ее недоделанной, хотя он уже не будет носить ее.

У Алиеноры перехватило горло, вся ее скорбь с новой силой нахлынула на нее.

– Оставь, – еле выговорила она. – Он мертв. Что ты будешь с ней делать, когда закончишь? Уберешь в сундук? Пусть остается незавершенной, как и его жизнь.

– Нет. – Беренгария решительно замотала головой. – Я это делаю для себя и дошью котту, потому что это мой долг и мой последний подарок ему. Если я не завершу ее, как мне жить дальше?

Алиенора изо всех сил сжала губы, дабы не вырвалось ее горе в виде ужасного упрека насчет того долга, что Беренгария не исполнила при жизни Ричарда. Возможно, ответ невестки был бы таким, что ей стало бы еще горше.

– Простите, – извинилась Беренгария. – Не нужно было говорить вам об этом. Я не подумала. – Ловкими, нежными движениям она свернула котту и убрала ее в корзинку.

– Пожалуй, – ответила Алиенора, немного придя в себя. – Но мы обе делаем то, что позволит нам жить дальше.

– Мне следует лечь пораньше, чтобы завтра выехать в обратный путь, и еще я хотела помолиться перед сном. – Беренгария поднялась.

Алиенора тоже встала и не пыталась остановить невестку. Все, что они могут сказать друг другу, только усилит боль и горе.

– Я рада, что ты приехала.

– Я тоже, и это больше чем долг. – Беренгария опустилась в глубоком реверансе. – Госпожа матушка, я высоко чту вас.

– Я и тебя, дочь моя.

Алиенора поцеловала Беренгарию в обе щеки, как требовал этикет, а потом с большей теплотой обняла в память о том, что их связывало. И все-таки хорошо, что невестка уходит. Завтра она пожелает ей доброго пути и проводит прочь из своей жизни.

Почти сразу после отъезда Беренгарии Алиенора сама покинула Фонтевро. Вместе с Рихензой она направилась на юг, оставив Меркадье разбираться с анжуйскими вассалами, чья преданность была под вопросом, и изгонять с территорий Иоанна Констанцию и ее сына Артура. Двигаясь от крепости к крепости, Алиенора получала донесения и слала указания, оценивала состояние своих владений и принимала оммаж от вассалов. Местные лорды выражали соболезнования и выказывали ей почет и уважение, задавали тревожные вопросы, на которые королева отвечала заверениями и обещаниями. Она их герцогиня, им некому довериться, кроме нее. Она приехала к ним и готова выслушать их проблемы. Вынужденная взять бразды правления в свои руки, Алиенора отдалась работе, поскольку всегда исполняла свой долг, всегда была хорошей герцогиней и королевой и эту работу, кроме нее, никто не сделает.

Алиенора ехала верхом по знакомым местам и любимым уголкам далекой юности, и весеннее солнце грело ей кости. Глубокая печаль и ностальгия окутали ее плотной мантией, но присутствовало во внешних ощущениях и нечто светлое, вроде золотой нити, окаймляющей подол накидки. Детские воспоминания оживляли душу, и хотя тело ее стало старым и негнущимся, она все еще помнила, как была когда-то гибкой и легкой. Как умела забираться на деревья и бегать. Танцевать самые трудные па, кружиться и прыгать.