Покашляв, Каррай смущенно произносит:

— Прости, Михал, но нам пора идти, не хочу больше никаких неожиданностей. Да и ребятам лучше скорее показаться Магдалене.

Слова искусника возвращают к действительности, и я замечаю, что мы не одни. Яника и ее товарищи по несчастью выглядят еще более утомленными, чем всегда. Страшно представить, что недавно и мои родные выглядели так же…

Бывших невольников поддерживают Рорк и Ричард Лайнеты, а еще граф Фрайд. Тот, который настоящий.

Я встречаюсь взглядом с парнем, которого совсем недавно называла Эйнаром Гарденом… с парнем, который выглядел как Эйнар Гарден, но был совсем другим человеком. Законнорожденный аристократ из благословенного рода, граф, внук герцога, будущий владетель северно-горных земель… В общем, неподходящая компания для дочери простого изобретателя.

— Здравствуй, Соннэя. Я рад, что мы успели, — тихо произносит Фрайд.

Черные бездны глаз, кажется, глядят прямо в душу. Зажмурившись, утыкаюсь лицом в плечо отца. Как же сложно привыкнуть к другой внешности того, которого считала другом! Голова идет кругом…

— Замерзла, светлячок? Оденься. — Отец отдает свою куртку, и я послушно беру, хотя замерзли только руки, все остальное прекрасно греет платье из кожи шварша. — Подожди минуту.

Он быстро снимает блокирующие мою магию браслеты.

— Ох, спасибо…

Создатель, какое счастье от них избавиться! Я снова чувствую ток силы, и с этим упоительным ощущением мир обретает дополнительные звуки и краски. Как хорошо все-таки быть магом…

Каррай демонстративно открывает телепорт с помощью одного из массивных браслетов на запястье. Отец тихонько хмыкает, и я понимаю, почему: универсал делает вид, будто пользуется бесценным артефактом перемещения, которых по всей стране не больше двух десятков.

Первой в ярком всполохе исчезает троица магов, сопровождаемая гайрусами, затем идем мы с отцом и Фрайдом. Искусник, шагнув вслед за нами в большой шатер, закрывает дыру в пространстве.

— Доченька! — На меня налетает смерч из маминых объятий и поцелуев. — Маленькая моя! Ты в порядке?

Самые любимые и ласковые в мире руки обнимают нежно-нежно, и я не могу внятно говорить. Мир скрывается за пеленой слез, плывет перед глазами.

— Мамочка… мама…

Я плачу от счастья, что все закончилось, и от страха, что может повториться. В детстве веришь, что папа и мама уберегут от любой беды, справятся с самыми страшными неприятностями, а когда пора наивности заканчивается, понимаешь, что родители не всесильны. Моей беззаботности настал конец, когда пришла весть об исчезновении самых любимых и родных людей.

— И я хочу обнять сестренку, — раздается позади подчеркнуто веселый голос Мирнана. — Ты только в слезах меня не утопи, Сонь.

Мама чуть отодвигается, и мы обнимаемся уже втроем. Руки у брата стали мускулистее и тяжелее, чем я их помню. Или раньше он не захватывал меня в почти медвежьи объятия?

— А можно и мне в ваш тесный круг? — смеется отец.

— Нужно, — всхлипываю я. — Иди к нам, пап!

Когда эмоции стихают, озираюсь. У зрелища под названием «семья Бладриз льет слезы счастья» свидетелей нет, нас деликатно оставили одних.

Вскоре мама отстраняется.

— Доченька, прости, — смущается она, — я должна взглянуть на ребят, которых спасли.

В этом суть целительства: невзирая на личные обстоятельства, думать в первую очередь о тех, кому больно и плохо.

Отец вздыхает:

— Я тоже пойду, нужно обсудить с Ларсером некоторые моменты путешествия по Туманной долине. А главное, я вынужден продолжить работу над артефактом, который поможет нам пройти через перевал.

Только сейчас замечаю, что он без очков. Видимо, разбились, и он разрешил маме подлечить ему глаза. Впрочем, как и ранее, острота зрения продержится недолго, раз даже у степняков он умудряется что-то изобретать.

— А можно я буду ассистировать? — умоляюще гляжу на маму.

В отличие от отца и братика она выглядит лучше, чем дома: отдохнувшей, с румянцем на щеках и блеском в красивых синих глазах. Обычно они уставшие и слегка покрасневшие — целительница Магдалена Бладриз пользуется популярностью и не отказывает никому из тех, кто жаждет попасть к ней на прием.

— Можно. — Мама кивает и под ручку с отцом выходит из шатра.

Брат придерживает меня за рукав куртки, не позволяя ринуться вслед за родителями:

— Переодеться не хочешь? Ты, конечно, превосходно смотришься в этом платье, но несколько не к месту.

Я морщусь:

— Не хочу, долго и не во что.

— Я поделюсь одеждой. — Мирнан подмигивает: — Или на самом деле ты не желаешь менять обтягивающий наряд на балахон-рубашку из-за кого-то?

Брат вечно меня поддевает, заставляя смущаться. Но сейчас, после всего пережитого, его подколки вызывают только улыбку.

— Угадал, — подмигиваю в ответ. — Из-за кого-то.

Оставив братца ловить челюсть, убегаю на поиски мамы.

Почти час мы занимаемся Яникой и ее друзьями. Больше всего времени уходит на то, чтобы заставить дар начать самоочищение от трав-блокираторов.

— Мам, а вы сами давно восстановили ток магии?

Она, на секунду задумавшись, пожимает плечами:

— Точную дату не скажу. С зимы, вскоре после того, как Ларсер узнал, что ты ищешь проводника. Он прислал вестника в племя, с которым дружит, и нас разыскали.

— Но… — От возмущения я не могу сразу задать вопрос, не выругавшись, а мама запрещает поминать шэйша. — Я понимаю, что зимой он вас забрать не мог, но почему не сказал мне? Что нашел? И вы в безопасности?! Я столько переживала, мучилась!

— Он не хотел давать тебе надежду раньше времени. Еще предстоит пройти перевал, Соня.

И столько грусти в ее голосе, что я не могу не воскликнуть:

— Нас будет вести Каррай! Все будет хорошо, я знаю.

Хм, почему мама как-то странно на меня смотрит? Будто видит в первый раз?

— И папа изобретает какой-то артефакт, который нам поможет. Неужели ты в нем сомневаешься?!

Родительница со смешком качает головой:

— И все же кричать «ура, спасены» мы будем, когда долина окажется за спиной.

Напоминание о сложном, полном опасностей пути осаждает радость.

Когда ребята засыпают, мама гасит яркие «светляки» и создает зеленоватый «огонек»: такой горел по ночам в спальне, когда я в детстве боялась темноты. Затем обнимает меня как маленькую, гладит по волосам, и на душе становится легко и спокойно… до поры до времени.

— Отец сказал, ты призналась перед орохоро, что влюблена. Это правда? Или было произнесено ради красного словца?