Жан-Бенедикт внимательно посмотрел на Льва:

– Макер чуть не убил тебя.

– Я знаю.

Жан-Бенедикт рассмеялся:

– Безумная история. Но главное, у меня теперь есть акции Тарногола, которые Макер любезно мне уступил. Что до тебя – Лев или Тарногол, как я должен к тебе обращаться? – ты подал мне заявление об уходе. Я счастлив, что ты собираешься избавить нас от своего присутствия. Макер тоже уйдет из банка, назначив меня президентом, и передаст мне акции Абеля. После смерти отца мне достанется весь акционерский капитал! Я стану самым влиятельным банкиром Швейцарии! Значит, вот как мы поступим: завтра ты в последний раз сыграешь Тарногола. Мы созовем пресс-конференцию с участием Тарногола, Макера, моего отца и вашего покорного слуги. Мы сообщим, что Макер избран президентом, но он немедленно уйдет в отставку и передаст мне свои акции, а ты вслед за ним объявишь, что тоже увольняешься. Если журналисты будут задавать вопросы, ты что‐нибудь придумаешь. Потом я тебя отпущу на все четыре стороны и надеюсь, мы больше никогда не увидимся. Я оставлю тебя в покое, живи в свое удовольствие с Анастасией, ведь ты же этого добиваешься.

– Я согласен, – сказал Лев. – Больше я ни о чем и не прошу.

Жан-Бенедикт вернулся к себе.

– И что теперь? – шепнула Анастасия Льву, когда они остались одни.

– Теперь мы должны уехать и никогда сюда не возвращаться. Не волнуйся, у меня все готово.

В три часа утра, незадолго до прибытия первых служащих “Паласа”, две тени вышли из номера 624, который занимал Лев.

Они беззвучно скользнули на лестницу, и их шаги утонули в густом ворсе ковров. Они спустились на первый этаж и прошли по служебному коридору к запасному выходу. Лев толкнул дверь: на улице шел сильный снег, и в здание ворвался поток ледяного воздуха. На заснеженной подъездной дорожке их дожидался закоченевший Альфред. За его спиной стоял с включенным двигателем большой черный автомобиль. Лев, придерживая дверь, хотел пропустить Анастасию вперед, но она сказала вдруг:

– Жди меня здесь, я должна подняться на минутку.

– Что?

– Мне необходимо кое‐что сделать. Это важно!

– Анастасия, нет… Надо ехать, пока нас не засекли.

– Лев, умоляю! Это важно!

Он вздохнул:

– Тогда поторопись!

Она бросилась внутрь. Лев отпустил дверь, оставшись снаружи с Альфредом. Тут никто не мог их заметить.

Ждали они долго. Их волосы засыпало снегом, и они дрожали от холода, втянув головы в воротники пальто.

Наконец появилась Анастасия. Лев придержал дверь, чтобы не захлопнулась.

– Куда ты подевалась? – раздраженно спросил он.

Быстро взглянув на него, она ответила:

– Я не могла поступить иначе.

– Поехали! – рискнул подать голос Альфред, распахнув заднюю дверцу машины. – Нам пора.

Анастасия села в машину, но, обернувшись, поняла, что Лев так и не двинулся с места, стоя у открытой двери запасного выхода.

– Альфред, – сказал он, – вы знаете, что надо делать.

Водитель кивнул.

– Ты что, не поедешь со мной? – с тревогой спросила Анастасия.

– Я немного задержусь.

– Нет, – взмолилась она, – не вздумай даже, у тебя будут ужасные неприятности!

– Я не могу допустить, чтобы банк оказался во власти Жан-Бенедикта Хансена! Это мой долг по отношению к Абелю Эвезнеру.

Не обращая внимания на ее мольбы, он вернулся в “Палас”, захлопнув за собой дверь. Машина тронулась, увозя Анастасию, и вскоре в ночной тиши пропал “Палас”, а следом и Вербье. Они спустились с гор в Сьон и въехали прямо на взлетную полосу местного аэропорта. Их ждал частный самолет, готовый к взлету.

Еще через несколько мгновений самолет с Анастасией на борту взял курс на Корфу.

Сагамор приехал из Женевы в Вербье. Для начала он припарковался у отделения муниципальной полиции.

– Вы гоняетесь за призраком, – заявил ему начальник, пухлый мужичок с копной седых волос, напоминавших, что ему недолго осталось до пенсии.

– Почему? – спросил Сагамор.

– Сол Левович умер много лет назад.

– Я понимаю. Мне любопытно, каким он был. Вы сказали мне по телефону, что знали его.

– В нашей деревне, лейтенант, все друг друга знают. Сол Левович был милым и симпатичным человеком и пользовался всеобщим уважением. Но он давно умер. Зачем он вам понадобился?

– Я пытаюсь выяснить, имеет ли он какое‐то отношение к убийству Жан-Бенедикта Хансена.

Начальник муниципальной полиции озадаченно взглянул на Сагамора.

– К убийству в “Паласе Вербье”? – спросил он.

– Да. В ходе следствия всплыло кольцо, принадлежавшее, судя по всему, Солу Левовичу.

– Солу Левовичу? Но он умер лет десять назад, не меньше.

– Четырнадцать, – поправил его Сагамор.

– Вам же известно, что его сын, какая‐то шишка в Эвезнер-банке, находился в отеле в ночь убийства?

– Известно, – кивнул Сагамор. – Именно по этой причине я и приехал.

Сагамор был уверен, что кольцо, найденное в кабинете Левовича, как‐то связано с этим делом.

Кристина так не считала. Накануне они долго спорили.

– В ящике письменного стола Льва Левовича нашли кольцо, принадлежавшее его отцу, это никакая не улика против него, – возражала она.

– Оно было завернуто в носовой платок Тарногола. Тарногол, как утверждает Макер Эвезнер, носил это кольцо на цепочке в виде кулона.

– А что, если Макер лжет? – спросила Кристина.

Сагамор заметил, что тем более им следует докопаться до истины. Либо Макер говорит правду, и тогда Левович замешан в преступлении, либо он врет, и тогда подозрение падает на него самого.

Понимая, что шеф местной полиции вряд ли может быть ему полезен, Сагамор сказал, что пойдет в “Палас” допросить директора.

– Я с вами, – воскликнул шеф, обрадовавшись возможности поучаствовать хотя бы косвенно в расследовании убийства и отвлечься немного от борьбы с нарушителями правил парковки.

Месье Роз распорядился принести в его кабинет кофе для полицейских.

– Сол Левович? – переспросил он. – Я хорошо его знал. Очень ценный сотрудник. Я познакомился с ним в Базеле, когда он работал в баре отеля “Труа Руа”. Я предложил ему перейти вместе с сыном на службу в “Палас”, и они поселились в Вербье. Лев, до того как перешел в банк, тоже служил у меня. Весьма способный юноша.

– Какую должность занимал Сол Левович? – спросил Сагамор.