– Ты выставил меня полным идиотом! – сердито сказал Лев.

– Очень сожалею. Я хотел тебе помочь. Я все исправлю, вот увидишь. Вернусь в “Палас” под видом Тарногола – месье Роз зарезервировал мне номер рядом с Абелем Эвезнером – и скажу ему…

– Ты ничего никому не больше не скажешь! – взорвался Лев. – И вообще забудешь о существовании Тарногола!

– Я смогу убедить Абеля Эвезнера сделать тебя банкиром. Позволь мне, умоляю!

– В январе я в любом случае стану банкиром, как только Макера официально назначат вице-президентом! Я не нуждаюсь в твоей помощи, тебе ясно? Я не нуждаюсь в твоей помощи!

– В этом‐то и проблема, – еле слышно проговорил Сол.

– В чем?

– В том, что ты уже не нуждаешься в моей помощи. Ты всегда во мне нуждался, ведь я твой папа. Но ты уже вылетел из гнезда. Я тебе не нужен, и с этим сложно смириться.

Лев никак не мог прийти в себя.

– У меня не укладывается в голове, что все это было идиотское фиглярство!

– Ну почему фиглярство! – запротестовал Сол.

– Называй это клоунадой, если тебе так больше нравится, – сказал Лев, глубоко задетый его обманом. – Грош цена всем тем похвалам, что мне расточали клиенты, а я, дурак, так гордился своей работой. Ах, как, должно быть, вы веселились с месье Розом, как потешались надо мной!

– Ничего подобного, – возразил Сол. – Эти персонажи нужны были для контроля за качеством сервиса.

– Эти персонажи нужны были, чтобы удержать меня в “Паласе”!

– Нет.

Лев был в бешенстве. Он чувствовал, что его предали и унизили.

– А все твоя дурацкая одержимость актерским ремеслом! – рассвирепел он. – Маму убил не банкир, а комик! Мама ушла из‐за тебя и твоих бредовых шоу! Из-за тебя она и умерла!

– Лев, не надо, прошу тебя! Прости, я хотел как лучше.

– Ты все испортил! – орал Лев. – Клоун несчастный!

– Я не клоун! – воскликнул Сол.

– А кто ж ты, как не клоун, в таком костюме?

– Я твой отец.

– Не уверен, что о таком отце я мечтал.

Сол, раненный в самое сердце, влепил сыну пощечину.

Потрясенный жестом отца больше, чем самим ударом, Лев прижал ладонь к щеке.

– Извини… – взмолился Сол, который тут же пожалел, что сорвался.

Лев отступил к выходу.

– Постой! – крикнул ему отец. – У меня есть серьезная причина так поступать. Я никогда не говорил тебе, что…

Но Лев больше ничего не желал слушать. Он бросился прочь. Ему хотелось провалиться сквозь землю. Прежде всего, он нуждался в утешении. В Анастасии. Он должен ее найти. Он успел на ближайший поезд на Женеву. Он ехал из Мартиньи в Женеву, а во встречном поезде, промчавшемся мимо, Анастасия ехала из Женевы в Мартиньи, чтобы оттуда добраться до Вербье и разыскать Льва.

Лев весь день блуждал по городу. В квартире Ольги фон Лахт никого не оказалось. У него дома тоже. Он долго ждал Анастасию в “Реморе” – напрасно. Он обошел все ее любимые места в Женеве. Безрезультатно. Отчаявшись, он вернулся к ее матери. Там по‐прежнему никто не отзывался. Он долго торчал на лестничной клетке в надежде, что кто‐нибудь появится. Около семи вечера Ольга пришла с работы. Увидев ее, Лев встрепенулся и собрался уже в очередной раз разыграть Романова, но Ольга не дала ему и рта раскрыть.

– Как ты посмел? – заорала она. – Мерзкая скотина! Крыса помойная!

Перейдя от слов к делу, она принялась колотить Льва своей сумочкой.

– Мадам фон Лахт, – воскликнул Лев, – да перестаньте вы, наконец! Что с вами?

– Убирайся отсюда, негодяй! Паразит! Самозванец! Я все знаю!

– Мадам, – постарался перекричать ее Лев, – мне надо срочно поговорить с Анастасией. Я целый день ее ищу.

Ольга замерла с занесенной сумкой – значит, Анастасия не у него? Куда же она подевалась? Она решила воспользоваться случаем и разлучить Льва с дочерью.

– Анастасия не желает тебя больше видеть, – сказала она. – Она любит другого. Богатого! Влиятельного! А не какого‐то жалкого портье! Убирайся отсюда, ты меня слышишь?

Лев ушел, не проронив больше ни слова.

В тот вечер, потрясенный событиями последних суток, после многочасового кружения по городу Лев вернулся наконец в “Палас Вербье”.

Было уже за полночь, когда он вышел из такси у ворот отеля. В пустом холле он столкнулся с отцом, который, казалось, поджидал его. И вот тогда, отчаявшись, потеряв всякую надежду удержать сына, Сол показал ему поддельные письма, чтобы Лев убедился, что Анастасия любит Макера.

Сол понимал, что поступает подло. Уж Тарногол наверняка придумал бы что‐нибудь получше. Но он уже не был Тарноголом. Он был всего-навсего Солом.

И Лев, пораженный до глубины души этим, как он полагал, прощальным письмом Анастасии, забылся в объятиях Петры.

•

Пятнадцать лет спустя, в номере 623 “Паласа Вербье”, Жан-Бенедикт перебил Льва.

– Какие еще письма? – спросил он.

Анастасия повторила то, что уже объяснила Льву, когда они наконец воссоединились год назад, после похорон Абеля Эвезнера.

– Я написала два письма, – сказала она. – Одно Льву, признаваясь ему в любви, второе Макеру, объясняя, что не питаю к нему нежных чувств. Но Сол, которому я отдала оба письма, подделал их.

– Он вырезал имена и поменял их местами, – пояснил Лев. – Я получил прощальный привет и заключил, что Анастасия собирается связать свою жизнь с Макером. На следующий вечер во время большого бала я увидел, как они целуются, что подтвердило мои подозрения.

– Это Макер меня поцеловал! – запротестовала Анастасия, которая пятнадцать лет спустя все еще испытывала потребность оправдываться. – Я сама не ожидала!

– Что‐то я не помню, чтобы ты так уж оскорбилась! – поддел ее Лев.

– Милые бранятся, – вмешался Жан-Бенедикт, – хватит уже! Мне не терпится услышать продолжение и, прежде всего, зачем твоему отцу понадобилось, чтобы ты усомнился в любви Анастасии.

– Потому что он был серьезно болен и не хотел умирать в одиночестве.

••

Пятнадцать лет назад, в бальном зале

Увидев, как Анастасия целуется с Макером, Лев решил ей в отместку поцеловаться с Петрой. Анастасия, в ужасе от этой сцены, бросилась вон из зала.

Лев, на котором повисла Петра, чуть не лишился чувств в гуще веселящейся толпы. Снова увидеть Анастасию, а главное, застать ее целующейся с Макером – это уже было слишком. Одно дело узнать об этом из письма, и совсем другое – лицезреть их в объятиях друг друга.

Лев тоже вышел из зала. Ему нечего было делать среди всех этих банкиров. Он подумал, что отец оказался прав – в банке он стал другим. Ему захотелось снова превратиться в служащего гостиницы. Поселиться здесь. Не вылезать из своей скорлупы. Никогда больше не покидать “Палас”. Пришлось признать, что единственным человеком, который всегда желал ему добра, был отец.