хочу так продолжать. Ты мой сын. И я хочу, чтобы у тебя был шанс восстановиться, сделать карьеру. Пусть и не там, где мы планировали.

— Ты. Ты планировал, — жестко поправил Руслан. — И сейчас больше беспокоишься о своей репутации. Вложился в фарс в надежде, что хотя бы здесь отмоется твое имя. Но не переживай. Зачем? У тебя есть еще один сын. Вот он — повод гордиться. Сосредоточься на нем.

Мужчина как-то угловато замялся, но глаз не отвел, а потом внезапно произнес:

— Тобой я тоже горжусь.

В искренности сомневаться не приходилось. Сказано было тихо и твердо. Неподдельно. И когда-то давно, может, Руслан бы проникся моментом. А сейчас его это ни капли не тронуло. Мосты давно сгорели. Плохого между ними было так много, что свет не проскальзывал. По крайне мере, для него. Остались только формальности — фамилия, условное общение в силу надобности, а также финансовая подоплека, от которой до этого не считал нужным отказаться. Но теперь-то всё изменилось.

Рядом щелкнули фотоаппаратом. Оба, замершие до этого, встрепенулись и глянули в объектив. Снова щелчок. У девушки на нагрудном кармане красовался бейдж с именем и логотипом новостного портала.

Руслан резко отвернулся, демонстрируя безразличие. Сделал несколько шагов в сторону, окидывая равнодушным взглядом когда-то отснятые им кадры. Ничего не чувствуя. Абсолютно. Снова его одолела злободневная мысль, что он — ничто. И даже эта выставка — далеко не его заслуга, не дань таланту. А спектакль, организованный всеми вокруг.

Его жестко шатало из крайности в крайность. Не справлялся. Злился.

И поэтому быстрым шагом покинул выставочный зал, оставляя позади себя поникшие разочарованные лица родных.

Глава 39

Встречать утро опухшими веками и буквально выжженными глазными яблоками стало для Евы нормой. Каждая ночь с отсутствующим в доме Русланом — гарантированная истерика и слезы градом в подушку, край которой приходится прикусывать, чтобы всхлипами не разбудить ребенка.

Господи, а ведь когда-то ситуация с Кареном казалась ей концом света. Наивная. Только сейчас она понимает истинность мученических пыток. Самолично воссозданной клетки, в которой остается лишь метаться из угла в угол, не имея способа выбраться. И эти мытарства выжимают её с каждым днем всё больше и больше.

Никто не говорил, что будет просто. Но и не обозначил, что всё зайдет настолько далеко и станет невыносимо сложным. С какой стороны подступиться к любимому человеку? Как расположить к открытому разговору, чтобы облегчить и его страдания…и свои? Отсутствие контакта губит. Разрушает ту связь, что им с трудом удалось наладить. И после всех испытаний, которые редко выпадают на долю среднестатистических пар, после пережитых катаклизм, после самых тяжелых минут они оказались в тупике. Перед лицом беспробудной бездны, всасывающей в пучину непонимания, горечи и безвыходности.

Ну, неужели всё так и закончится? И Руслан не найдет в себе сил восстановиться, простить, продолжить жизнь? Неужели…его непринятие и осуждение так велики? И он, правда, ненавидит её за то, что случилось?

Все эти изломленные мысли — каторга. Кажется, они не оставили на Еве ни единого живого места, подкашивая раз за разом за прошедшие месяцы.

Она прекрасно видела, что он мается. Что беспокоен, одичал, отдалился от всех. И тем более…не понимала, почему не хочет раскрыться, поведать о том, что гложет. Для чего создавалась эта маленькая семья? Зачем столько признаний, зачем весь пройденный путь? Если столкновение с препятствием моментально приводит к крушению?..

Ева отчаянно хотела ему помочь. Она делала это весь прошедший год, сдерживая свои стенания, улыбаясь всем и каждому, гордо шагая по улице, чувствуя, что у неё есть надежный мужчина, которым гордится и любит. Совершённое им — подвиг. Даже если и не знала подробностей, но прекрасно догадывалась, по каким причинам Руслан не стал бороться за свою свободу. Его поступок стал предметом восхищения её родных, посвященных в ситуацию с бывшим мужем, с которым ни у кого до этого не получалось тягаться. Руслана уважали, ценили и ждали.

Очень ждали.

Готовились, надеялись, что сюрприз ему понравится, воодушевит, поможет быстрее адаптироваться. Но, к несчастью, идея с раскруткой его только разозлила. Это удивило Еву, искренне считавшую, что у него имеется потенциал, о котором твердили и специалисты, участвующие в процессе. В один голос говорили — у парня есть талант, который следует шлифовать.

Но у того же парня преобладает депрессивный синдром и не к месту взыгравшая гордыня, заставляющая отказываться от того, во что было вложено столько усилий, любви и времени. Руслану это кажется подачкой, чем-то незаслуженным и легким. Тем, чего добился не он. Осадок и мрачная пелена не дают ему вникнуть в суть и принять, что фундамент всей эпопеи — это именно его фотографии. Тот щедрый материал, что обрабатывался на протяжении стольких месяцев… И ведь даже общение с Григорием на выставке не вразумило…

В Еве просыпалась какая-то паникерша, в придачу с которой шел угрюмый нытик. В ней оставалось всё меньше и меньше веры в скорое разрешение ситуации. И всё больше и больше смятения и подтверждения тому, что она ему…противна. Руслан ни разу не прикоснулся к ней. Не пошел навстречу, чтобы выстроить полноценный диалог. Несколько раз они ссорились — и на этом всё. В остальное время — бытовые моменты, да и те…тоже редкость, ибо его практически не бывает дома. А когда бывает — спит на том же диване или занимается физическими упражнениями.

Обычно, когда он прикрывает дверь, Ева предпочитает не беспокоить. Но сегодня демонстративно ворвалась в гостиную с дочерью на руках и опустила её в манеж. Терпению постепенно приходил конец. Должны же они, в конце концов, наладить общение?.. Девушка считала, что Богдана должна привыкнуть к отцу. Даже если тот не хочет контактировать с её матерью, кроху игнорировать точно не получится. А как к нему привыкнуть, если совсем не видит?

В таком режиме прошла еще неделя.

Неизменное отсутствие по ночам. Крепкий сон до обеда. Несколько часов упражнений прямо на полу гостиной в присутствии малышки, бдящей из-под сетки манежа, а затем бесцельное созерцание телевизионных каналов вплоть до ухода на променад… Ева показательно разговаривала с Бодей и подкармливала при Руслане, не забывая упомянуть о том, что мужчина в комнате — «наш папа». Который, однако, находился в наушниках, будто специально отгораживаясь от них. И не только от них. От всего мира. Он ведь вообще ни с кем не общался. Друзья и родные звонили ей. Даже Аристарх Станиславович. Бедный мужчина так переживал, что является триггером для состояния