переводил взгляд от одного к другому, иногда вовлекаясь в разговор. Смотрел на них, изучал, будто видит впервые. Синхронизировал ощущения и информацию. А потом почувствовал пустоту. Когда осознал, что среди них является единственным, кто в свои двадцать семь ничего из себя не представляет. И дело даже не в проведенном за решеткой сроке, нет. Даже если бы и не было этого эпизода, кем бы Руслан был сейчас? Ненавистным клерком, потакающим капризам и приказам таких, как Корнелюк? Ежедневно занимался бы тем, от чего неумолимо тошнит? Сжимал бы зубы от очередного идиотского поручения мужчины, задетого отказом строить отношения с его пустоголовой дочерью?..

Да. Именно так. Во имя маленькой семьи, которая у него появилась. Чтобы слыть достойным Евы, будущего ребенка. Суметь прокормить их, не прибегая к внешней помощи, не пользуясь «благами» фамильного состояния. Хотелось представлять из себя что-то как самостоятельной единице. Но это никогда не было его истинным выбором и предназначением. Лишь следование обещанию, когда-то данному матери…

И так Руслан снова обводил всех взглядом, зарывался в себя, ужасался тому, что он — никто. Особенно теперь. На нем ещё и грязное пятно, клеймо, которое никогда не сведется и будет барьером во многих областях…

Кризис самоидентификации после всех пережитых потрясений застал его именно в первый вечер в кругу семьи и друзей. А потом Руслан любовался Богданой в руках гостей, расплываясь в улыбке от умиления. Год он запрещал себе думать, представлять, фантазировать. Это причиняло разрушающую боль, оставляя после себя едкий осадок. Лучше не думать. И старался так и поступать. И вот теперь он вернулся и лицезреет чудесную малышку, от которой сил нет оторвать взгляда.

И Богдана — еще одна причина самокопания. Пожалуй, никогда мужчина не отдавал отчета в том, что значит быть родителем. Отцом. А глядя на неё в эти мгновения, признавал, что даже эту роль он примерил на себя по-дилетантски. Не углубляясь. Скорее, праздно, чем с настоящим пониманием. Которое настигло тоже внезапно. Быть родителем — иметь неимоверный запас ресурсов, которых хватит на взращивание ребенка. Откуда Руслану взять эти ресурсы? Моральные, физические, финансовые…если он дезориентирован до чертиков?

Мысли пугали, бередили душу, подрывали остатки веры…

Он ведь за весь этот период так и не пришел к тому, что будет дальше. Что будет, когда вернется обратно. Где и как сможет реализоваться…

И тут новости посыпались градом. Рома и Элиза поженились. У Леси появился почтенный ухажер, который по совместительству — один из известных художественных критиков Москвы. И здесь самое интересное. Они познакомились при создании…бренда «Руслан Разумовский». Который спонсировали…неприятные ему люди, в том числе и его собственный отец.

Руслан просто опешил от шквала тех изменений, что произошли в его отсутствие. Словно из серой вязкой рутинности он был выброшен в яркую сочную жизнь, и вот этот «костюм в унылую клеточку» никоим образом не вписывался в пестрые наряды присутствующих.

Как реагировать?..

Там в колонии люди, которые отсиживали срок за мелкие грабежи, попав в безвыходность. Некоторые оправдывались тем, что детей нечем было кормить. Да, это тоже выбор. Но… Руслан не справлялся с контрастом. Первое, что он увидел, войдя в пустую квартиру в день своего возвращения — это парочка новых шкафов, симметрично вставших в гостиной вместе с детским манежем. И полки были забиты всевозможной девчачьей одеждой, игрушками, развивающими играми.

Изобилие. Жесткая разница. Две непересекающиеся плоскости одного общего измерения. А он всегда был в той плоскости, что выше, круче и богаче. И никогда не относился к этому с благодарностью, чаще даже постебывался, высмеивая устои общества. Жизнь взяла и окунула его во вторую, приземленную. Отсюда и начались проблемы баланса и восприятия.

Руслан не находил себе места, беспокойный ум донимал сутками напролет. Ноги сами несли его прочь от квартиры, в которой находились Ева с дочкой. Он чувствовал себя грязным, недостойным, обозленным на сложившуюся ситуацию. Беспомощным перед обстоятельствами. Боялся, что не будет понят родными, если попытается объяснить. Внутри происходили адовы процессы ресоциализации. Полнейшая неудовлетворенность самим собой, неприязнь, апатия.

И ненавидел себя за грубость…к Еве. Не говоря уже об остальных. Ему не хотелось ни с кем контактировать. Мало-мальское спокойствие он находил лишь в бродяжничестве по городу ночами. И хоть как-то отключался лишь утром, возвращаясь домой. Это дикость…но Руслану было до боли сложно раскрыться, описать свои страхи и подобие трусости перед неприметной для него действительностью.

Мальчишеская гордость. Так это обозначила сейчас Ева.

А сам он понимал, что это чистейшая депривация, проявляющаяся в социальной и некой нравственной дезориентации. Даже учитывая тот факт, что успел ознакомиться с литературой, посвященной интеграции бывших заключенных в прежнюю среду, Руслан не сумел избежать прогнозируемой ломки. Вторичное вхождение в общество давалось неожиданно болезненно. Все мучившие его в неволе вопросы встали безжалостно остро, душили своими мрачными красками, буквально выбивали почву из-под ног, лишая надежды на просветление.

Слабость. Еще один пункт, заставляющий ненавидеть. Мужчина ощущал себя слабым перед жизнью. Неприспособленным. Понимал, что бездарно тратит время на самобичевание вот уже на протяжении почти двух месяцев, не продвинувшись ни на йоту в поисках того, чем должен заниматься. Это был замкнутый круг.

Всё было отвратным. Всё было не тем.

Ливень закончился. Два нетронутых стаканчика так и остались на столе. Внушительная мужская фигура покинула кафе под взгляды заинтересованных работников и растворилась в густой дымчатой серости обыденного дня…

* * *

Зачем он пришел, Руслан и сам не знал. Ему и не дали об этом подумать. Леся, моментально заметив его у входа в выставочный зал, кинулась обнимать и тискать, своим напором порождая подозрение о характере татаро-монгольских набегов. Молниеносных, сбивающих, диких.

— Ты ж моя умница, как хорошо, что пришел… Пойдем, познакомлю тебя с Гришей…

Возразить тоже не успел, потому как этот самый Гриша через секунду материализовался рядом. Испещренный морщинками рот мужчины дернулся в улыбке, и тот протянул руку:

— Григорий Бисеров…

Когда ему рассказывали о некоем мэтре, ведущем проект с его собственным именем, он даже не вдавался в подробности, пропуская информацию мимо ушей, сосредотачиваясь на внутреннем неприятии и отторжении такого расклада. Но он никак не ожидал, что увидит перед собой легенду…

— Григ Бис, — пожимая ладонь, ошарашенно выдал в ответ известное миру фотографов имя. — Только не говорите, что это Вы занимаетесь организацией…

— Нет, ну что Вы, молодой человек, — добродушно отмахнулся, ненароком вызвав укол разочарования в только-только готовом встрепенуться Руслане. — Организацией занимаются Ваша милая супруга, команда СММ-щиков, Ваш брат и ряд спонсоров. А я играю здесь самую ничтожную роль —