идеалистов, которые по идейным соображениям совершили Саурскую (Апрельскую) революцию 1978 года и сумели выжить (зачастую пройдя через застенки аминовской службы безопасности) в этой ожесточенной 10-летней гражданской войне. Нам было неловко смотреть им в глаза: столько раз в течение многих лет мы говорили, что не бросим их и будем помогать им до полной победы над мятежниками. А теперь — мы уходим! И хотя афганцы понимали, что от нас ничего не зависит, что это политическое решение высшего советского руководства во главе с М. С. Горбачевым, тем не менее, нам было не по себе от вопросов афганцев: «Уходите? А как же мы?» В то же время мы прекрасно понимали, что нужно что-то менять в этой войне. Ведь очень многие афганские партийные и государственные чиновники, военнослужащие и сотрудники ХАД привыкли к ведомому положению в этой войне, удобно пристроившись за спинами советских солдат и офицеров, а некоторые даже набирались наглости заявлять нам: «Вы совершили революцию (хотя это не соответствовало действительности) — вы ее и защищайте!» (И так порой хотелось «оскорбить» за это их физиономии.) Да, и такое было, а сколько так думало, но не произносило этого в слух. Вместе с тем были еще и шахиды Хаятулла и Шовали, многие тысячи погибших при защите Саурской революции!

Такой «сумбур» мыслей терзал наши умы и сердца. Тем не менее, это не отвлекало нас от работы и все наши усилия в последние полтора месяца нашего пребывания «за речкой» были нацелены на подготовку к обеспечению безопасного вывода наших спецподразделений из Афганистана и на недопущение утраты связи с нашими надежными негласными помощниками для дальнейшего обеспечения безопасности нашей госграницы и страны. Именно в это время мы с благодарностью вспоминали нашего бывшего руководителя подполковника Сув-а Александра Петровича, который двумя годами ранее нацелил нас на заблаговременный перевод разведработы через границу, что мы уже к середине 1988 года практически уже завершили.

Тем не менее еще много нужно было сделать и мне приходилось носиться как угорелому по «точкам», решая различные вопросы из разряда «лебединой песни». Такими же «ужаленными в одно место» были и другие мои коллеги, ибо нужно было решить массу вопросов, которые «проявлялись» только в ходе наших практических действий. Тем не менее поговорка «Не наелся — не налижешься!» нас уже не касалась. Приобретенный нами при этом опыт был уникальным и поднял наш профессионализм на очень высокой уровень. Не могу подробно описывать эту работу, так как простому читателю она вряд ли будет интересна из-за своей «скучности», профессионал — ничего нового для себя в этом не найдет, а противнику — незачем об этом знать. Скажу главное: наша дальнейшая работа с негласными помощниками через границу серьезно осложняла широкая и быстрая пограничная река Пяндж. Ведь не каждый афганец был готов ночью, с риском для жизни при случайной встрече с бандитами, вступить в темную бурлящую холодную воду быстрой пограничной реки (особенно зимой). А еще у наших помощников была боязнь, что на советском берегу вдруг из-за какого-то случайного сбоя его будет ждать не надежный друг-разведчик, а пограничники со злой собакой или пограннаряд, который откроет стрельбу на поражение. К тому же сохранялся высокий риск встречи с мятежниками как при выходе на границу, так и при возвращении обратно, что грозило ему многолетними каторжными работами на каменоломнях или даже смертью. Ведь бандглавари вели активную контрразведывательную работу среди местного населения афганского приграничья по выявлению наших негласных помощников, совершавших «ходки» на советскую территорию. В связи с этим, без их разрешения жителями подконтрольных им приграничных кишлаков было категорически запрещено выходить на острова на реке Пяндж. Для запугивания населения порой заподозренных в связях с советской разведкой даже показательно казнили в назидание другим. К счастью, все наши помощники избежали этой печальной участи, но это психологически на них очень сильно давило, ибо они постоянно жили в ожидании неожиданного ареста.

К тому же многие афганцы банально не умеют плавать, ибо в Афганистане капитаны управляют только «кораблями пустыни», т. е. верблюдами. А были еще иные, сугубо индивидуальные обстоятельства, препятствовавшие их плаванию на советский берег. Поэтому каждому нашему надежному помощнику нужно было помочь совершить этот личный подвиг — оттолкнуться от берега в пучину быстрой и холодной пограничной реки и в отдельных случаях доходило до того, что один наш разведчик на афганском берегу чуть ли не заталкивал нашего помощника на плот с бурдюками (надутые воздухом коровьи шкуры), а другой — встречал его на советском. Главным было совершить первый заплыв, словно первый прыжок с парашютом. И афганцы, порой не умея плавать, все-таки совершали эти личные подвиги, хотя и не с первой попытки, а со второй, третьей или четвертой — как получалось. А мы на советском берегу мучительно вглядывались и вслушивались в темноту ночи в надежде услышать долгожданный легкий всплеск весел и наконец-то увидеть нашего друга-помощника. К тому же в этом мучительном ожидании в любой момент могла произойти встреча не с другом, а с группой вооруженных бандитов. И такие ситуации были — тогда наши офицеры вынуждены были принимать бой. А еще со всех сторон, в любое время и в любом месте — в камышах, кустарнике и густой траве нас поджидало «свидание» с гюрзой или эфой — подлыми ползучими, жалящим без предупреждения, исподтишка. Не меньшую опасность представляли тарантулы, скорпионы, каракурты, фаланги и прочая ядовитая мерзость. А все эти азиатские «прелести» в темное время суток дополнялись постоянным жужжанием и укусами комаров-кровососов и гнуса, который, видимо, из любопытства стремился залезть нам в нос, рот и уши, а днем — нестерпимой жарой, от которой «мозги плавились». Ну а остальное пусть останется нашим маленьким профессиональным секретом!

Кстати, перечисляя «змейство», обращу внимание на то, что к «подлым» мы не относили кобру, считая ее «благородной» змеей, которая никогда первой внезапно не ударит (если на нее не наступить или не угрожать ей) — она всегда предупреждает о нападении и жалит только при прямой угрозе. В подтверждение приведу случай с нашим разведчиком Алексеем Шкл-м, произошедший в период пребывания на загранобъекте «Хатункала». Ночью, в то время как он спал в спальнике, к нему на грудь заползла кобра и, скрутившись в клубок, пригрелась и тоже уснула (именно из подобной ситуации и возникла известная поговорка: «Пригреть змею на груди»). Рискну предположить, что в это время во сне к Алексею явилась смуглянка восточной красоты. Когда же взошло солнце и солдаты увидели эту «сонную идиллию», то аккуратно, поддев палкой, сбросили змею на землю и она, обидевшись, уползла.