что восприятие пострадавшей женщиной того, что представляет угрозу для ее собственной жизни, было сформировано ее опытом в прошлом и что она реагирует на сигналы о надвигающемся насилии соответственно степени страха, который вполне разумен в свете ее отношений с партнером и полностью связан с ее мотивацией к убийству. Это реальный и важный аргумент, в котором психологические последствия систематического физического и эмоционального насилия признаются без того, чтобы искать паталогию у самой жертвы.

Типы рассуждений и психологических защит, которые развивают жертвы, становятся совершенно объяснимыми, и можно разумно предполагать, как они повлияют на их действия. Необходимость признания серьезности и ужаса психологического ущерба, созданного годами длительного злоупотребления, имеет важное значение. Для того чтобы суды могли решить, действовала ли оскорбленная женщина в условиях самообороны, им необходимо четко понимать долгосрочные психологические последствия злоупотреблений и сохранять представление о том, что систематическое злоупотребление, продолжающееся на протяжении многих лет, может действительно считаться провоцирующим фактором в инициировании насильственного нападения. Представление о том, что только сиюминутная борьба или угроза может служить триггером для мер по самозащите. основывается на упрошенном и неточном понимании психологической мотивации и последствий повторяющейся виктимизации. Важная работа ведущих адвокатов по правам человека, в частности Хелены Кеннеди, сделала многое, чтобы оспорить эти понятия и повысить осведомленность судов о динамике злоупотреблений.

Психологическая самозащита

Понятие «психологическая самозащита» как веское основание для убийства предлагается американским автором Чарльзом Юингом, который утверждает, что в случае избиваемых женщин-убийц их самоидентификация систематически рассыпается; и в момент убийства они сконцентрированы лишь на психическом выживании (Ewing, 1990). Глубоко проникающее постоянное нападение на их идентичность ввергает их в состояние психологической, а нередко и физической борьбы не на жизнь, а на смерть. Ощущение ими необходимости убить агрессора может быть оправдано опорой на понятие психологической самозащиты. Юинг основывает свои аргументы на синдроме избиваемой женщины в определении Уокеpa (Walker, 1984), и утверждает, что «избиваемые женщины, которые убивают, неизменно подвергались физическому и психологическому насилию со стороны убитых ими мужчин. Многие, если не большинство, были также изнасилованы и/или подверглись сексуальному злоупотреблению со стороны тех, кто их избивал» (Ewing, 1990, p. 583). Этот аргумент имеет большое значение для избиваемых женщин-убийц в Великобритании, где редко используют поправку о самообороне или провокации.

В каком смысле понятие психологической самозащиты усиливает обоснование убийства как следствия синдрома избиваемой женщины? Юинг утверждает, что синдром избиваемой женщины помогает объяснить, почему, несмотря на заявленные акты насилия, женщина не покидала того, кто ее бил, прежде чем убить его, но не дает достаточных доказательств обоснованности решающего действия женщины, повлекшего за собой смерть обидчика. Таким образом, понятие психологической самозащиты должно показать рациональную причину решения убить, так как оно позволяет утверждать, что в момент убийства избиваемая женщина пыталась выжить не столько даже физически, сколько психологически. Юинг определяет психологическую самозащиту как оправдание силового противодействия, приведшего к смерти:

Такая сила оказывается разумно необходимой, чтобы предотвратить причинение чрезвычайно серьезной психологической травмы, которую можно определить как грубое и устойчивое ухудшение психологического функционирования, значительно ограничивающее смысл и ценность физического существования.

(Ewing, 1990, р. 587)

Юинг считает, что использование понятия синдрома избиваемой женщины дает частичное понимание того, что женщины могут предсказать дальнейшие проявления насилия со стороны своих партнеров, но он также утверждает, что это применимо только к тем женщинам, которые решаются на убийство во время эпизода избиения: синдром здесь может рассматриваться как законная поправка о самообороне. Однако в большинстве случаев женщины убивают своего обидчика, когда тот спит или уже после инцидента, и требование о признании того, что их физическое выживание находилось под угрозой, не может быть отнесено непосредственно к ситуации убийства, поэтому заявление о самозащите неприемлемо. Для того чтобы синдром избиваемой женщины и убийство жестокого партнера в процессе самообороны были учтены, понятие угрозы необходимо распространить на весь период времени фактического насилия, дабы объяснить, почему женщина убила не в сам момент травмы, а позже или когда нападение ослабло. Юинг также утверждает, что необходимо ввести понятие психологической самообороны.

Критика понятия «психологическая самооборона»

Понятие «психологической самообороны» подверглось критике, в частности, со стороны Морса, полагающего, что оно является продуктом «мягкой психологии» и является плохим подспорьем закону, так как основывается на посылке, что убийство может быть оправдано по субъективным и неубедительным основаниям (Morse, 1990). Главным аргументом против принятия судами такой линии защиты является то, что это «скользкая дорожка», и, как только хоть в одном таком случае будет принято положительное решение, возникнут и другие, соответствующие этой концепции, и в конечном итоге каждый, кто убивает, сможет представить юридически обоснованные основания для убийства. Это показывает, что не признается разница между пониманием мотивов смертельного насилия и его прощением или оправданием.

Довод Юинга состоит в том, что жестокая виктимизация доводит женщину до такого состояния, что она перестает функционировать как автономный и интегрированный человек, так что ее физическое существование, или жизнь «теряет большую часть своего смысла и ценности». Представление об исчезновении собственного Я является неопределенным и даже неточным, если проводить тщательный анализ динамики межличностного насилия. Вывод Юинга несколько упрошен и нуждается в большей психологической проработанности и теоретической точности. Нельзя игнорировать роль жертвы, она меняется в ответ на нападки агрессора и на его эмоциональный контроль. Я бы сказала, что избиение не разрушает самость, а создает искаженное, поврежденное и подавленное Я через постоянное использование запугивания, угроз и злоупотреблений.

Основной процесс, с помощью которого агрессор пытается избавиться от слабости, страха и презрения к себе, идентифицируя себя с жертвой, а затем пытаясь аннигилировать или уничтожить ее (хотя и временно), включает в себя психологическую защиту проективной идентификации, описанную ранее, и жертва сама принимает на себя эти характеристики. Она в некотором смысле вынуждена становиться слабой, напуганной, неспособной успокоиться или успокоить своего партнера в рамках этих чрезвычайно