– Вам никогда не приходилось заправлять «яблочную» кровать, мистер Ливерсидж?

– Ну, знаете! – возмущенно заговорил Ливерсидж. – Я пришел сюда не для того, чтобы говорить о розыгрышах.

– Вы не любите розыгрыши?

– Нет.

– И когда вы взяли деньги у мисс Гэйнс, это не было розыгрышем?

– Не понимаю, о чем вы.

– У нас есть точные сведения, что это вы украли деньги. Подождите, мистер Ливерсидж. На вашем месте я бы не пытался отрицать. При тех доказательствах, которые мы имеем, так вы только еще больше себе повредите. Впрочем… – Он взял блокнот и карандаш. – Вы брали деньги или нет?

– Я отказываюсь отвечать.

– Понятно. Вполне разумный выбор, учитывая обстоятельства. Только имейте в виду, что в тот день, когда вы приехали в Миддлтон, после вашей беседы с мистером Мейером у него состоялась еще одна беседа – с мистером Мэйсоном. Неудивительно, ведь речь шла о репутации фирмы.

– А что Мэйсон…

Ливерсидж остановился.

– Что он нам сказал? Только то, что ему передал мистер Мейер.

– Это была шутка. Мейер все неправильно понял. Послушайте, мистер… мистер Никсон…

– Говорите с мистером Аллейном, пожалуйста, – спокойно возразил суперинтендант.

– Да, но… Хорошо. – Он неохотно повернулся к Аллейну. – Вот как все было на самом деле. Клянусь, я говорю правду. Поверьте мне. Я всегда подшучивал над Вэл, что она слишком беспечно относится к деньгам. Говорил, что рано или поздно их у нее утащат. Она только смеялась. Это было после того, как она заплатила за долг десятифунтовыми банкнотами. Я вернулся в каюту и… да, я взял деньги и вместо них набил папку… почтовой бумагой. Просто в шутку, чтобы впредь она была осторожней. Вот и все. Честное слово. Клянусь вам!

– Почему вы не сказали об этом мистеру Мейеру?

– Я пытался, но он не слушал, – ответил Ливерсидж, облизнув губы. – У него не было чувства юмора.

– Жаль. Почему вы подговорили Палмера обвинить в краже Бродхеда?

– Я… не хотел, чтобы так получилось. Говорил же вам. Он меня неправильно понял. Просто шутка. Неужели вы не понимаете?

– У меня тоже нет чувства юмора, – ответил Аллейн. – Но уверен, что присяжные будут смеяться до слез.

– Присяжные! Боже…

– Кстати, – продолжал Аллейн, – судебное разбирательство начнется завтра. И мистер Мэйсон, безусловно, будет в числе свидетелей. Думаю, вам хорошо известно…

– Я ничего не смыслю в судебных разбирательствах, – торопливо вставил Ливерсидж.

– Значит, для вас это будет интересный опыт. Впрочем, если дадите показания – правдивые показания – по этому делу, и мы поймем, что оно не имеет отношения к убийству…

– К убийству! Боже милосердный! Клянусь, я не…

– …тогда, возможно, мы не станем доводить дело до суда.

– Я дам показания, – выпалил Ливерсидж.

И он действительно их дал, а затем, подписав бумагу, удалился в самых расстроенных чувствах.

– Здорово вы его прижали, – одобрил Никсон, когда Ливерсидж ушел.

– Я по-прежнему думаю, что его надо арестовать, – вставил Уэйд. – У нас есть все: мотив, возможность – абсолютно все. Мейер мог угрожать ему разоблачением.

– Мог, – согласился Аллейн. – Вы правы, Уэйд, но я все-таки хотел бы поговорить с костюмером Хэмблдона, Бобом Парсонсом. Меня не оставляет чувство, что его показания могут быть очень полезны. Думаю, надо допросить его раньше, чем мы примем решение насчет Ливерсиджа.

– Если Ливерсидж подговорил Палмера обвинить Бродхеда, – заметил Никсон, – мы имеем дело с чем-то большим, чем обыкновенный розыгрыш.

– Верно, – кивнул Аллейн, – но все же…

– Если хотите, можете навестить Парсонса, мистер Аллейн, – предложил Никсон. – Уэйд даст вам его адрес.

Уэйд записал адрес на бумажке.

Парсонс остановился в частном пансионе недалеко от театра. Аллейн немедленно отправился туда и встретился с костюмером Хэмблдона среди кадок с геранями и фикусами.

Боб Парсонс оказался маленьким человечком с жалобным лицом, которое при каждой гримасе покрывалось сеткой морщин. Его лоб был испещрен ими так, словно кто-то отжал его для сушки, но после забыл прогладить. Оригинальную внешность костюмера дополняли неописуемая шевелюра, большой рот и пара ярких глаз. Аллейну Парсонс понравился, и он сразу приступил к делу.

– Простите за беспокойство, мистер Парсонс, но вы, наверное, слышали, что я расследую это дело с местной полицией. Я хочу задать вам несколько вопросов. Мне кажется, вы можете нам помочь.

– Не хотите присесть, сэр?

– Спасибо. Расскажите, пожалуйста, как можно подробней, каковы были ваши действия после того, как вчера вечером мистер Хэмблдон отослал вас из гримерной, чтобы вы могли подготовится к вечеру?

– Мои действия, сэр?

– Да.

– Я вышел в коридор, сэр, и начал наблюдать за тем, как работают другие люди.

– В смысле: другие, а не вы? Рабочие сцены?

– Именно так, сэр. Я стоял и смотрел, как ребята вкалывают сверхурочно.

– Со своего места вы, наверное, видели почти всю сцену?

– Ну да.

– А вы не помните, в какое время это было?

– Отлично помню. Это было в десять часов двадцать пять минут.

– Господи, откуда такая точность?

– Спектакль работает как часы, сэр. Я знаю, когда он заканчивается. Занавес упал в десять двадцать пять, и я быстренько направился в гримерную мистера Хэмблдона, а он меня быстренько выпроводил. «Вам надо как следует почиститься, – заметил я. – У вас все лицо под гримом». «Я справлюсь, – отмахнулся он, – а вот вам не помешают свежий воротничок и галстук. Который час?» Я ответил: десять двадцать шесть – и ушел.

– Как долго вы стояли в коридоре?

Боб задумался, и его лицо превратилось в лабиринт морщин.

– Успел выкурить одну сигарету и взяться за вторую.

– И при этом постоянно насвистывали?

– В самую точку, сэр. Я мастер в этом деле. Меня научил папаша лет сорок назад. Он выступал на ярмарках: «Пип Парсонс, Человек-щегол», – а я был Чудо-ребенком. Отец тренировал меня днем и ночью. Не давал есть, пока не выучу урок. «Имей в виду, – говорил он, – есть только одно место, где ты не должен упражняться в своем искусстве, и это место – гримерная». Свистеть у меня вошло в привычку, но, когда я занялся своим ремеслом, пришлось быстро отучиться. Табу, сэр. Приносит несчастье. Свистишь – сразу вылетаешь с работы. Когда я только начинал, меня часто заставляли выходить из комнаты, а потом стучать и входить снова – чтобы отвести несчастье.

– Понимаю. Мисс Дэйкрес говорила мне об этом суеверии.