убийство, и бегство. Тут все решает личная, хоть героическая, хоть нет, мораль.

Похоже, да и история это подтверждает, что свобода расслабляет человека, разум лишает его геройства, совесть не позволяет прибегать к насилию, а гуманность встает наперекор естественному отбору. Значит ли это, что гуманоиды, в отличие от гоминид, случись чего, не смогут защитить свою свободу? С одной стороны, любой дикарь способен на такие подвиги, от одной мысли о которых гуманоид упадет в обморок. С другой – кто знает, как быстро гуманоид превратится обратно в гоминида, если дать ему такую возможность. С одной – дикари организованы и повязаны родством, а свободные люди уникальны и индивидуальны. С другой – идеи свободы способны воодушевить огромные массы людей. Но и тогда, наверное, они предпочтут выйти на демонстрацию, нежели взяться за оружие. Увы, пока история нас учила только тому, что гуманоиды вымирают, но зато дикари-победители сами становятся гуманоидами. Свобода умеет сама себя защищать, без помощи людей. Люди для нее, как ни печально, лишь средства. Нет эволюции людей, есть эволюция идей.

А значит, путь героической морали – насильственная борьба, путь трусливой этики – мирное просвещение. А мы, друзья, можем с законной гордостью заявить, что это именно обьективная этика, единственная и до конца честная, отвергает насилие с порога, не прикрываясь "непротивлением" ни в каких тактических, а на самом деле насильственных, целях.

17 Краткий итог

– Свобода, благо и смысл

Изложив все эти соображения подробно, а тем более прочитав их, понимаешь, что все это опять получилось довольно запутано и требует более короткого резюме. Это, хочешь не хочешь, придется включить в будущую книжку. Поэтому позвольте мне, друзья, напоследок в двух-трех словах еще раз обрисовать цель и смысл нашей деятельности.

Свобода дает нам возможность ставить цели. Можно сказать, свобода – это сама возможность ставить цели. Но в чем цель самой свободы? Вероятно, это та самая дальняя цель, которая только вообразима, потому что ничего другого уже не остается. И поскольку мы ее не можем даже вообразить, мы предполагаем абсолютную возможность всего, т.е. – саму свободу. Вместо главной, но локальной в масштабе мироздания характеристики человека, свобода оказывается целью самого мироздания, охватывающей и порождающей все остальные, свойственные уже не человеку, но всему вокруг – и потребность жить, присущую всему живущему, и стремление к устойчивости, присущую всему движущемуся. Ибо человек, как сын природы, не мог взять и изобрести эту цель. Она лишь должна была найти в нем свое выражение. А найдя – подчинила себе и всё предшествующее, потому что в случае свободы, не причина определяет следствие, а цель подчиняет средства. Конечно, называть непостижимую свободу целью не очень удобно, это скорее направление движения, ориентир или азимут, но лучшего слова я что-то не могу подобрать, так что пусть будет "цель". И в свете этого становится очевидно, что все человеческие деяния и свершения, включая процессы познания и творчества – лишь средства самой свободы, которая обрела в нас своих послушных адептов. Мы уже научились, или научимся достаточно скоро, не только уничтожать живое, но и создавать его из мертвой материи. Не говоря уж о прочих мелких манипуляциях с мирозданием. Другими словами, мы способны определять будущее и вершить судьбы мира.

Но зачем вообще ставить цели? Ставить цели надо затем, чтобы свобода могла реализоваться – как в акте выбора, так и в целеполагающей ипостаси блага. Да, раз уж мы такие, какие есть, ничего другого нам не остается. Но мы служим свободе осознанно, без принуждения. Мы сами стремимся к добру, по своему выбору. Свобода дала нам право решать, направлять будущее. Мир движется, причем без всяких прыжков, от царства случайной необходимости к царству осмысленной свободы. От зла к добру. И все это благодаря только нашему выбору! Актом выбора человек придает смысл существованию материи, которая не благодарит нас за все наше добро только потому что не умеет. Но свобода не гарантирована. Парадокс ее в том, что она вполне допускает неудачу наших усилий. Жизнь коротка, а выбор нелегок. И самое грустное – мы не увидим результата. Поверьте, уж я-то знаю. Свобода – это неизвестность. Мы можем только идти к ней шаг за шагом и пока мы идем у добра есть шанс, а у мироздания – смысл, хоть и не признаваемый им. Но он есть! Мы не просто крутимся как белки в колесе, загнанные в бесконечный жизненный цикл необходимостью свободы и детерминизмом этики. В нашем выборе есть и надежда, и смысл, и результат. Мы творим будущее и улучшаем мир. Смысл неотделим от блага, которое мы создаем своими действиями.

Смысл чего-то может лежать только вне его. Свобода не может иметь никакого смысла, потому что вне свободы нет ничего – в отличие от мироздания, вопрос с которым вечно неясен, свобода безгранична. Какой смысл в возможности всего чего угодно? Свобода требует смысла от нас. Поэтому мы наполняем свободу благом и стремимся к нему. Без разума мироздание оказывается бессмысленной флуктуацией самого себя. Осмысленная нами свобода выходит за пределы мироздания. Она открывает невиданные горизонты. Она манит, позволяя мечтать о невозможном во всех мыслимых и немыслимых смыслах – ведь любые фантазии могут обернуться реальностью. А фантазии – любимое занятие человечества. Тут и бессмертие, и киборги, и туннели в иные миры… А черные дыры? Как с ними быть? У нас же непочатый край работы! Разве ради этого не стоит жить? Так из "малой" свободы воли, через договоренность между людьми, этика ведет нас в "большую" свободу – огромное, безграничное благо возможностей, доступных человечеству.

И чем больше наши возможности, чем глубже должна быть наша этика. Ставя цели, мы предполагаем не только бесконечность будущего, но и преодолимость любых преград – хоть тепловой смерти вселенной, хоть физического сжатия пространства, хоть последнего пришествия Спасителя. Бесконечность, сокрытая в парадоксальности свободы, критична. Если есть предел – нельзя говорить ни о полной свободе, ни о полной победе. Непреодолимая преграда ограничивает нас в возможности выбора. И тогда остальные цели приходится ограничивать тоже – все они внутренне связаны, в каждой цели есть смысл, требующий дальнейшую цель. Цель, не имеющая такого смысла – это не цель, это ответ на насущную потребность – детерминированную и ведущую в тупик. Но бесконечное время непрактично, оно не может соответствовать никаким полезным целям, планировать так далеко невозможно и бессмысленно. Оно влияет качественно – позволяя ориентировать цели так,