Элизабет встретила его слова с застывшим лицом, она даже глаза опустила, чтобы не выдать своей радости. Если он верит, что его измена ранит ее, пусть так и думает. Лукас старался донять Элизабет, передавая слова обожания, услышанные им от любовницы, ему хотелось, чтобы жена умоляла назвать ее имя.

– Она одна из твоих подруг, Элизабет, ты часто видишься с ней за чашкой чая и уверена, что она тебе предана. Вовсе нет. И никто из подруг. Уж она-то знает. – Лукас схватил жену за руку: – Тебе не интересно, кто она?

– Интересно, – ответила Элизабет. – Пожалуйста, Лукас, скажи. – Она старалась, чтобы слова ее звучали искренне.

Лукас оттолкнул жену.

– Попробуй сама догадаться, – заявил он смеясь. – Теперь, глядя на любую из своих подруг, ты будешь думать, не она ли это. Ты, фригидная сука! И не рассказывает ли она другим. Можешь об этом подумать, а я пока пойду к ней. Я встречаюсь с ней каждое утро, когда муж уходит на работу, а болтливые гадины вроде тебя еще не слетелись. Но ей и этого мало. Она ищет меня, когда муж засыпает. Вся ее жизнь – ожидание встречи со мной. Думай об этом за игрой в карты. Возможно, партнерша и есть твоя соперница.

Элизабет заломила руки, словно он заставил ее страдать.

– Не уходи, Лукас, – принудила она себя сказать. Но он только хлопнул дверью в ответ.

Элизабет с облегчением перевела дух.

Конечно же, она пыталась догадаться. Не потому, что ее огорчила измена Лукаса. Она не ревновала. Но самолюбие ее было уязвлено. Пережив долгие годы несчастий, она впервые почувствовала себя лишенной защиты. Ей уже не льстила зависть подруг, но была бы обидна их жалость. Хвастается ли Лукас, что бьет ее? Похваляется ли его любовница, что отняла мужа у Элизабет? Встречаясь с подругами, она теперь пыталась найти тайный смысл в их речах и взглядах. Однако она гордо держала голову, и улыбка не покидала ее лица. Чувство собственного достоинства – вот все, что у нее оставалось, и она не позволит Лукасу отнять его.

Как он отнял Кэтрин. Вернувшись в город, он стал изводить дочь, то забавляясь с ней, то переставая обращать на нее внимание. Он забирал ее у Хэтти, когда они гуляли в парке, и уводил далеко, к Ист-Бэттери. Хэтти, бывало, спорила с Элизабет, когда ей казалось, что мать нарушает привычный распорядок дня ее подопечной, но противоречить «мистеру» она не решалась. Все, что могла нянюшка, – пожаловаться Элизабет. В конце концов она так и поступила.

– Она все время вертит головкой, высматривает, где же папа. Если он приходит, она как дикая от радости; если же нет – очень подавлена. Мне так жаль малышку, мисс Лизабет.

В душе Элизабет была согласна, но вслух ничего не говорила. Леди не обсуждала поведение мужа со слугами. Ни с кем-либо еще. Она замечала, что Кэтрин страдает, когда отец отталкивает ее, и сильно возбуждается, когда он приходит. Порой она пыталась утешить дочь, когда Лукас не приходил к ней проститься на ночь, но неожиданно с лестницы доносились крики: «Где моя Кэти?

Кто посмел отнять ее у меня?» – и девочка вскакивала и бежала к отцу, позабыв о матери.

Хэтти не одобряла воздействия Лукаса на Кэтрин, но хвасталась, как, он обожает дочку.

– Нет второго такого человека на земле, – говорила она другим нянькам, – который бы так любил свою дочь. Он просто помешан на ней.

– Только взгляните на него! – яростно фыркнула нянька в желтом накрахмаленном халате. – Он, должно быть, с ума сошел.

Джо Симмонс стоял у дверей больницы. Рядом с ним была одетая с иголочки дама, лицо которой скрывалось под вуалью. По всему было видно, что это нянюшка из Англии. Она словно лучилась превосходством.

– Это мисс Ходжкинс, нянюшка, – сияя от счастья, сказал Джо. – Сегодня мы забираем домой Викторию.

Английская нянька свысока взглянула на детские кроватки, одеяльца, комнату и бывший в ней персонал.

– Вы можете принести мне мисс Симмонс, – властно сказала она.

Местная нянюшка поспешила исполнить повеление.

И беременность, и роды Эмили перенесла тяжело. Больше у них не будет детей. Но Джо объявил, что такой прекрасной малышки, как Виктория, ему вполне достаточно. Он будет любить ее, как любил бы сразу нескольких детей. Он нанял мисс Ходжкинс, которая до того обслуживала только семейства, внесенные в книгу пэров Берка; он нанял даже доктора – с тем чтобы он жил у них в доме, пока Эмили не окрепнет. Он бы стал разбрасывать золотые монеты в честь торжества, проезжая в карете по улице, но Эмили остановила его, сказав, что это неудобно. Радость Джо была слишком велика, чтобы он мог не выдавать ее.

Виктория родилась в ноябре. Эмили похвасталась подругам, что позже они переедут в большой дом. Джозеф уже заполнил всю большую залу подарками «для своих девочек».

Элизабет взглянула на обрывки бумаги и ленты в гостиной и на миг ощутила радость.

Все, как и полагается на Рождество: вся семья в сборе, дети гомонят, предвкушая встречу с Санта-Клаусом. Взрослые – Пинкни, Джулия, Лукас и его родители, Генриетта, Стюарт, Мэри Трэдд Эдвардс и ее супруг – с умилением смотрят на Кэтрин и ее маленьких кузенов. Разворачивать игрушки им куда интересней, чем играть.

Но вскоре Элизабет впала в привычную апатию. Сразу после праздничного обеда Мэри и Адам Эдвардсы сядут в поезд, идущий на Север; престарелые Куперы займут свое место в вагоне; Стюарт усадит тетку вместе с семейством в легкий экипаж и укатит в Барони, где они будут гостить до начала скачек; Пинкни уедет в наемной карете к Энсонам, а Элизабет останется с Лукасом. И ей придется расплачиваться за этих рыжеголовых крепышей, которые сейчас строят на полу туннель из оберточной бумаги. Лукас мучил ее всякий раз, когда у Стюарта рождался сын, а сейчас они все здесь, прямо перед глазами, в его собственном доме. Элизабет, отогнав дурные мысли, вошла в комнату. Острый рождественский запах апельсиновой кожуры и сосновых ветвей нес такую радость, что его стоило оплатить любой ценой.

Убеждение это не покидало Элизабет все время обеда, несмотря на то что Лукас слишком много пил, и осталось с ней, когда наступила пора прощаться. Элизабет не жаль было расставаться с матерью и отчимом. Они были ей чужими, особенно Мэри. За три с половиной года, истекшие со времени их последней встречи, мать так постарела, что Элизабет едва узнала ее. В свои пятьдесят семь она выглядела даже старше Джулии, хотя той было уже шестьдесят пять. Но Джулия не менялась. Только характер несколько смягчился. Она, без сомнения, обожала мальчиков Стюарта, хотя ни разу не прикоснулась к ним.

Мэри, напротив, совершенно не давала покоя Кэтрин. Она то и дело обнимала и целовала девочку, и так на протяжении всей недели, что Эдвардсы были в Чарлстоне. Мэри заявляла, что для нее нет ничего на свете дороже внучки. Девочка и похожа на нее. Так оно и было. Темноволосая Кэтрин казалась подкидышем среди золотых головок Трэддов.

Лукас не преминул прицепиться к этому обстоятельству.