На Посвященном была коричневая мантия со стилизованным изображением солнца, в центре которого выделялась алая спираль. Такое же они видели на портрете Благословенного Кандерр Ярима в намерьенском музее.

Певица слегка повела плечом, показывая, что слышит. Они заранее решили, что Рапсодия постарается побольше узнать о базилике у Посвященных, а Акмед попытается раздобыть необходимую им информацию другими способами.

Девушка сделала несколько шагов в сторону Посвященного, который тщательно протирал бронзовые перила, отделявшие один ряд сидений от другого, и остановилась на почтительном расстоянии. Не глядя на Рапсодию, Посвященный сделал небрежный жест рукой:

— Крестьяне допускаются только на последнее Кольцо. Когда он вновь принялся натирать и без того блестящие перила, Рапсодия оглянулась на Акмеда. Тот молча коснулся капюшона, показывая, что Рапсодии следует его снять. Она последовала его совету, а потом вновь повернулась к Посвященному :

— Не могли бы вы уделить мне несколько минут? Сидевший на корточках Посвященный повернул к ней голову и одарил равнодушным взглядом. Но миг спустя он широко разинул рот, а в его округлившихся глазах вспыхнул ужас.

— О Создатель! Уже? — прошептал он, уронив тряпочку, которой начищал перила.

Саймон все утро наводил порядок в базилике, готовя ее к службе, которую чуть позже проведет Благословенный. Работа утомила его: несмотря на зимний холод, он вспотел.

«Смирение, — напоминал он себе, — один из семи принципов Посвященного».

И вновь, уже в четвертый раз за утро, он принялся бормотать молитву. Однако никакие напоминания о смирении не помогали — зависть, грозившая перерасти в гнев, истекала из пор в виде пота, оставляя тошнотворное ощущение. Весь день он чувствовал себя отвратительно.

Когда появились раненые солдаты, Дартрален вновь получил задание работать в больнице. И снова, несмотря на старшинство, возраст и умение целителя, Саймон был направлен в базилику — иначе это послушание называлось уборкой, — в то время как Дартрален с самодовольной улыбкой отправился ухаживать за ранеными. Криворукий мясник!..

Саймон изо всех сил старался изгнать злые мысли, когда к нему подошла крестьянка. Саймон сказал, что ее место на внешнем Кольце, но она, казалось, его не слышала.

— Не могли бы вы уделить мне несколько минут? — Ее мелодичный голос звучал тепло и нежно, точно дыхание самого огня.

Когда Саймон поднял взгляд, сердце едва не выскочило из его груди.

Перед ним стояла сама Красота, одетая в грубый крестьянский плащ. У нее были изумрудные, словно море, глаза и волосы, золотым каскадом спадающие на плечи. От нее исходило тепло. Саймон достаточно долго находился рядом со Священной Жаровней, чтобы не узнать источник этого жара. Должно быть, перед ним возникла Душа Огня, предвестник смерти.

И в тот момент, когда ангел прибыл за Саймоном, он находился во власти высокомерия и зависти!.. Внутри у Саймона все похолодело. Его ждет проклятие.

— О Создатель! Уже? — дрожащим голосом спросил он. Прекрасное видение удивленно заморгало:

— Вам нехорошо? Саймон попытался встать.

— О, простите меня. Я… я вас принял за другую. — Он закрыл глаза и принялся молиться, чтобы наказание за ошибку — ведь он принял ангела за крестьянку! — не было слишком жестоким.

Видение вежливо поклонилось:

— Не могли бы вы рассказать мне историю базилики? Я пришла издалека.

Саймон задрожал еще сильнее.

«Ах, вот оно что, — подумал он, озираясь в отчаянной попытке понять, не стал ли кто-нибудь свидетелем его неминуемой кончины. — Меня проверяют».

Верующих в этот момент было немного, и все они погрузились в молитву. Еще один крестьянин в плаще с капюшоном расхаживал по базилике, разглядывая фрески и мозаику.

«Ну, — мрачно подумал Саймон, — от того, как я сейчас себя поведу, будет зависеть мое место в загробной жизни. Ангел Смерти оценит мои манеры и отменное знание религиозных ритуалов. Мне следует приложить все силы, чтобы выглядеть достойно».

— С удовольствием, — произнес он, одаряя свою собеседницу благосклонной улыбкой и одновременно с тем стараясь не позволить своему обезумевшему сердцу выпрыгнуть из груди. — Прошу вас, следуйте за мной.

— Благодарю вас, — сказал а Рапсодия, пряча руки внутри рукавов своего одеяния, как это сделал Посвященный.

Все оказалось гораздо проще, чем она предполагала поначалу.

Когда Посвященный увидел Рапсодию без капюшона, на лице его появилось выражение полнейшего ужаса. У нее к горлу подкатил ком. Ей уже несколько раз приходилось замечать похожую реакцию — у слуг Стивена, среди стражников Дома Памяти и последователей Ллаурона. Только Анборн, величайший намерьенский генерал, сумел дать однозначное определение происходящему: «О, теперь я знаю, кто вы; вас зовут Рапсодия, не так ли?» — «Откуда вы знаете?» — «Потому что может существовать только одно такое чудо природы». ЧУДО ПРИРОДЫ. Вот кто она теперь такая.

Даже целитель Каддир, повидавший людей во всех видах — на разных стадиях болезни и разложения, — даже он не мог оторвать от нее глаз. «…Не могу понять, кто она такая. Никогда не видел таких лиринов, как она…».

Может быть, дело в том, что здесь никогда не встречали лирингласов?.. Может быть, после того как Рапсодия прошла сквозь огонь, в ней появилось нечто извращенное?.. Во всяком случае, окружающие реагируют на нее как-то странно.

Иногда Рапсодия замечала взгляды, в которых сквозило благоговение; нечто похожее ей приходилось наблюдать в заведении Наны. Так или иначе, но ей необходимо научиться жить с этим. Научился же Акмед — постоянно оставаясь в тени! Рапсодия вновь накинула капюшон и последовала за Посвященным. Мужчину сотрясала крупная дрожь.

Он повел ее прямо к Жаровне.

— Это священный пламенный колодец Вракны, Единого Бога, Огня Вселенной, — промолвил он, тщательно подбирая слова.

Рапсодия побледнела и с трудом проглотила ком, снова подступивший к горлу. Заметив это, Посвященный оцепенел. Она забыла, что намерьены извратили имя древнего бога огня.

Посвященный попытался взять себя в руки:

— Базилика, естественно, посвящена Создателю. Ее уникальность состоит в том, что она построена в честь одного из Его пяти детей — стихии огня. Пламя внутри Жаровни исходит прямо из сердца Земли. Этот огонь зарождается в ядре мира.

Рапсодия улыбнулась, но не стала смотреть на огонь, опасаясь, что расплачется или не сможет отвести от него взгляда. Она кивнула Акмеду, который старался держаться поблизости.

— Это мой спутник и товарищ, — сказал а она, жестом предлагая дракианину присоединиться к ним. — Ему тоже интересно вас послушать.

Посвященный повернулся, чтобы приветствовать Акмеда. Благосклонная улыбка, казалось, намертво прилипла к его лицу. Акмед убрал закрывающую лицо вуаль и усмехнулся. Рапсодия едва успела подхватить Посвященного под руку, когда его глаза закатились и он начал валиться навзничь.