II, где главной причиной конфликтов, как правило, были некомпетентность, пристрастность и злопамятность самого короля. Однако Уиттингтону каким-то образом удалось не только не увязнуть в придворных играх, но и не навлечь на себя ненависть врагов двора. Он поддерживал профессионально близкие отношения с Ричардом и получил высокий политический пост, но, несмотря на это, его никогда не считали приспешником короля. В 1397 г., когда действующий лорд-мэр Лондона Адам Бамм умер при исполнении служебных обязанностей, Ричард потребовал, чтобы его любимый галантерейщик Уиттингтон занял это место и исполнял обязанности лорд-мэра до конца назначенного срока. В следующем, 1398 г. Уиттингтона уже законно избрали на второй полный срок. Казалось бы, это должно было ассоциативно связать Уиттингтона с Ричардом, но этого не произошло. В 1399 г. правление Ричарда окончательно скатилось к деспотизму, и король был свергнут и убит в ходе переворота, который возглавил его кузен Болингброк. Однако Уиттингтон не пал вместе со своим прославленным клиентом и покровителем. Более того, когда Болингброк – отныне Генрих IV – назначал свой первый Королевский совет, одно место в нем он оставил именно Уиттингтону. Профессиональная ли гибкость тому причиной, сила характера или простое везение, но Уиттингтон благополучно пережил безобразный период смены монархов. При новом ланкастерском режиме Генриха IV он зарабатывал не меньше денег и занимал не менее почетные гражданские должности, чем раньше.

В приукрашенных, романтизированных пьесах и рассказах о Дике Уиттингтоне, которые появились в начале XVII в. и разыгрываются в театрах до сих пор, его восхождение к власти и славе изображается несколько иначе. В художественных произведениях Уиттингтон традиционно предстает нищим мальчишкой, который приезжает в Лондон наниматься в подмастерья, заводит кошку, терпит притеснения и решает бежать, но передумывает после того, как по дороге на север через Хайгейт[714], сев на камень передохнуть, слышит звон колоколов Сент-Мэри-ле-Боу в Восточном Лондоне, предвещающий ему славу, если только он вернется в город. Затем он отправляет свою кошку на торговом корабле в чужую страну, где она избавляет местного короля от докучающих ему мышей и крыс. В благодарность король присылает Дику огромную сумму денег, и он трижды становится мэром Лондона. Эта увлекательная сказочная история, несомненно, хороша сама по себе, однако в ней очень мало правды. К началу XV в. Уиттингтон стоял на пороге большой власти: один поэт называл его «путеводной звездой торговли и первым цветком среди избранных»[715]. Однако его успех и репутация не имели никакого отношения к кошкам, мышам или колоколам, зато прямо связаны с его замечательным упорством и талантами торговца и гражданского администратора.

Именно эти качества сослужили ему отличную службу в следующие двадцать лет. При Генрихе IV Уиттингтон не только занимался импортом тонких тканей, но и занял видное место в шерстяной промышленности. Он собирал налог на шерсть от имени короны. Он сам экспортировал немалое количество мешков шерсти. Уиттингтон одалживал короне крупные суммы из своих личных средств, в том числе выдал существенный аванс 1000 марок зимой 1400/01 г., когда в Лондон с двухмесячным государственным визитом прибыл византийский император Мануил II Палеолог – его развлекали блестящими представлениями, турнирами и зваными вечерами, на которые новый король тратил огромные средства[716]. Уиттингтон еще дважды избирался мэром Лондона, в 1406 и 1419 гг. Он также был мэром Кале, города на северо-западе Франции под управлением Англии, в котором был создан крупный экспортный рынок. С годами Уиттингтон приобретал все больше опыта, и ему начали давать поручения, выходящие за рамки чистого бизнеса: однажды он служил сборщиком папских налогов, в другой раз заседал в королевской комиссии, расследовавшей деятельность еретиков-лоллардов. Его даже назначили в комитет, руководивший реконструкцией Вестминстерского аббатства, начатой при Ричарде II и продолженной новым королем[717].

Пожалуй, самой удивительной частью истории Уиттингтона было то, что в правление неугомонного Генриха V, сына Генриха IV, он активно занимался военными финансами. В первые десятилетия XV в. Столетняя война была в самом разгаре, и в начале 1415 г. Генрих планировал выдвинуть большую английскую армию для оккупации Нормандии. Это грандиозное предприятие подразумевало высадку десанта на другом берегу Ла-Манша, осаду замков и городов, присвоение всего, что можно присвоить, и, возможно, встречу с французами на поле боя. Ничуть не помогало снизить затраты и то, что Генрих собирался использовать в этой кампании пороховые пушки и другие поражающие воображение, но крайне дорогие артиллерийские новинки. Генрих черпал средства всюду, где только мог, и Уиттингтон помог ему, предоставив короне совместную ссуду в размере 1600 фунтов стерлингов (около 3 % военного бюджета на первые три месяца), а также вел переговоры с лондонскими торговцами, чтобы обеспечить королю больше кредитов под залог королевских драгоценностей, коллекций произведений искусства и церковной утвари[718]. Во время осады Арфлёра Уиттингтон поддержал позиции Англии чрезвычайным кредитом в размере почти 500 фунтов стерлингов[719]. Это было не просто проявление патриотизма: можно с уверенностью утверждать, что без доброй воли и финансовой поддержки Уиттингтона и его товарищей, лондонских купцов, Нормандская кампания 1415 г. могла бы не состояться, а Генрих V никогда не выиграл бы самую знаменитую битву Столетней войны – битву при Азенкуре.

После Азенкура Уиттингтон продолжал заниматься военными финансами и поверхностно интересовался рынком выкупа – оживленной (хотя и сомнительной с моральной точки зрения) торговлей военнопленными. Рыцарь или солдат, захваченный на поле боя, по закону считался собственностью победителя, который имел право потребовать денежную выплату от короля, сеньора или родных пленника. У простого лучника или измотанного боем пехотинца обычно не хватало сил и средств, чтобы самому организовать получение выкупа и отчислить часть прибыли короне, но он мог продать своего пленника торговцу-посреднику, и тот оформлял юридическое соглашение-ручательство, уплачивал королю требуемую пошлину, а затем начинал процесс взыскания выкупа. Записи показывают, что после Азенкура Уиттингтон купил французского пленного по имени Хью Коньерс и затем продал его итальянскому торговцу, который уплатил за него очень крупную сумму – 296 фунтов стерлингов[720]. Был ли этот итальянский купец конечным поручителем или намеревался продать пленника дальше, мы не знаем. Однако эта поразительная подробность позволяет нам лучше понять, каким образом торговцы, подобные Уиттингтону, могли получать прибыль от войны, даже не приближаясь к полю битвы.

Все это и многое другое приносило Уиттингтону устойчивый доход. Как заимодавец он был хорошо известен своей ликвидностью и готовностью давать ссуды высокопоставленным клиентам. Что было необычно для его класса и времени, он никогда не делал серьезных инвестиций в недвижимость за пределами Лондона. Он женился на женщине из Дорсета по имени Алиса Фитцуоррен, но детей у них не было, и она умерла в 1410 г., на тринадцать лет раньше его. Уиттингтон хранил почти все свое состояние в виде