того, ему нравилось изображать из себя непримиримого борца с церковной коррупцией. Можно было не сомневаться, что, когда дело сдвинется с мертвой точки, Филипп призовет на помощь университетских ученых. Парижский университет был одним из лучших на Западе, и его магистры участвовали во всех важных теологических поисках и диспутах своего времени. Их коллективное суждение помогало сформировать общественное мнение во Франции и за рубежом. Вот почему де Ногаре не преминул как можно скорее уведомить их о том, что происходит. Нравилось им это или нет, но им суждено было сыграть важную роль в спасении – или уничтожении – тамплиеров[726].

Французское нападение на тамплиеров, начавшееся в 1307 г., стало одним из самых трагических событий в истории позднесредневекового Запада. Как мы видели в главе 8, тамплиеров хорошо знали в христианском мире и за его пределами. Почти двести лет братья-тамплиеры играли заметную роль в самых драматических битвах и осадах на Ближнем Востоке. Они сражались с Саладином при Хаттине в 1187 г., прорывались через затопленную дельту Нила во время катастрофических Крестовых походов в Египте в 1217–1221 и 1249–1250 гг. и стояли до последнего, когда мамлюки захватили Акру в 1291 г. Тамплиеры со временем накопили немалый опыт в сфере организации финансовых услуг как ростовщики, бухгалтеры и государственные служащие: французская корона поручала им управление важными аспектами государственных финансов. Невоюющие братья держали прецептории по всему Западу, практически во всех королевствах, от Англии и Франции до германских государств, Сицилии и Венгрии. Тамплиерам покровительствовали короли, королевы и высшая знать. Таким образом, решив уничтожить орден, французы понимали, что это нелегкая задача. И все же им это удалось – в том числе благодаря попустительству парижских ученых.

25–26 октября, примерно через две недели после первой встречи с де Ногаре в соборе Нотр-Дам, парижские магистры были созваны на второе собрание в собственной штаб-квартире тамплиеров во Франции – большой городской крепости, стоявшей на территории современного района Маре в Париже[727]. На сей раз собрались почти все ученые университета: магистры-регенты (те, кто имел право обучать студентов), просто магистры (сдавшие все экзамены, но не преподававшие) и бакалавры (прошедшие не менее половины учебного курса). Ранее их всех ознакомили с обвинениями против тамплиеров, и теперь им предстояло услышать предоставленные правительством доказательства: десятки братьев-тамплиеров, в числе которых был и Великий магистр Жак де Моле, публично зачитали перед ними свои признания.

Признания были получены под пытками. Две недели над тамплиерами работали лучшие дознаватели короля Филиппа во главе с его личным духовником, доминиканским монахом Гильомом Парижским. Их лишали сна, морили голодом, держали в кандалах, запирали и избивали. Некоторых пытали огнем или растягивали на дыбе. Их физически и психологически ломали до тех пор, пока они не согласились признать свою вину. Длинную вереницу запуганных людей провели перед учеными и заставили дать показания. Один за другим они зачитывали свои признания. Затем их отводили обратно в камеры. Два долгих дня ученые наблюдали это чудовищное представление, и, когда они наконец разошлись по своим кафедрам, страшные истории де Моле и его братьев продолжали звенеть у них в ушах. Однако это был не последний раз, когда ученым пришлось услышать о тамплиерах. Вскоре им предстояло вынести свое официальное суждение по существу дела.

Хотя на аресты и выбивание признаний из тамплиеров ушло меньше трех недель, вскоре дело полностью вышло из-под чьего бы то ни было контроля. Тогдашний папа Климент V (пр. 1305–1314), слабый и бесхарактерный человек родом из Гаскони, получил свой пост под политическим давлением Франции с расчетом, что в дальнейшем он будет напрямую подчиняться Парижу, и весь срок своего папского правления провел во Франции[728]. Впрочем, даже Климент не мог безропотно позволить светскому правителю уничтожить тамплиеров. Он попытался остановить Филиппа, заявив, что должен сам расследовать злодеяния тамплиеров и для этого намерен изучить их деятельность во всех королевствах западного христианского мира[729]. Начались два параллельных расследования – одно в отношении личных преступлений отдельных тамплиеров, другое в отношении ордена в целом. Потребовалось несколько лет, чтобы получить нужные сведения из таких отдаленных мест, как Ирландия и Кипр. За это время тамплиеры во Франции смогли организовать коллективный юридический ответ.

В ходе расследования обе стороны снова обратились в Парижский университет. Примерно в начале февраля 1308 г., через три месяца после первых арестов, доктора и магистры университета получили анонимное открытое письмо, известное как «Плач о тамплиерах». Автор послания с возмущением писал, что аресты тамплиеров произведены спонтанно и незаконно, что многие из них умерли под пытками, а их тела были затем тайно похоронены, и что выдвинутые против ордена обвинения лживы, нелогичны и абсурдны. В письме сообщалось, что во время ареста французских тамплиеров около сотни братьев томились в тюрьме в Египте, раз за разом отказываясь от предложений принять ислам, чтобы обрести свободу, – вряд ли подобное поведение характеризовало их как безбожных мерзавцев. Письмо, написанное, вероятно, обычным священником, резко осуждало избранную французским правительством тактику запугивания[730]. Однако оно повлекло – или, возможно, прямо спровоцировало – закономерную ответную реакцию.

В конце февраля университетским регентам и магистрам теологии прислали от имени короля семь формальных вопросов. Витиеватым протокольным языком магистров просили высказать коллективное мнение о некоторых спорных пунктах, касающихся права – или долга – французской короны преследовать еретиков и отступников на французских землях. Ученых просили рассудить, имеет ли светский правитель «обязанность или дозволение» принимать меры, когда он «слышит, что имя Господне подвергается хулению, а еретики, раскольники и прочие безбожники отвергают католическую веру». Их просили обдумать, следует ли судить тамплиеров – «неслыханную секту, объединившую великое множество людей столь ужасных и столь отвратительных», – по светскому закону как рыцарей или согласно каноническому праву как служителей церкви. Их спрашивали: если «пятьсот с лишним» тамплиеров к тому времени сознались в своих преступлениях, означает ли это, что орден следует считать безнадежно погрязшим в разврате и безбожии, и можно ли узнать, как глубоко проникли эти злоупотребления, если известно (так, во всяком случае, утверждалось), что они начались в ордене уже давно и продолжались вплоть до недавнего времени[731]. Эти и другие наводящие вопросы были поставлены перед парижскими теологами с явным намерением заручиться их дальнейшей интеллектуальной поддержкой в решении вопроса, который на самом деле уже решил монарх.

Ответ пришел 25 марта 1308 г. И он ясно показал, на чьей стороне симпатии ученых. Магистры восхваляли «светлейшего и христианнейшего принца Филиппа, Божьей милостью достославного короля франков», за проявленное им «рвение святой веры». После этого они продемонстрировали мастер-класс по перестраховке и уклонению от прямого ответа. Трудно утверждать, говорили магистры, должно ли короне быть какое-то