Вирджиния вырвала руку и отшатнулась.

— Это зашло слишком далеко! Ты начал это, и смотри, к чему это привело — теперь ты в опасности!

В его глазах блеснул гнев.

— Я не начинал этого, дорогая, — он начал это пятнадцать лет назад.

— И это оправдывает твои действия?

Девлин покраснел.

— Мне не грозит никакая опасность, Вирджиния. Я много лет живу своим умом. Ни одному наемному громиле со мной не справиться.

Вирджинии хотелось плакать. Так вот как им предстоит жить? С Девлином, охотящимся за Истфилдом, и Истфилдом, нанимающим убийц, чтобы избавиться от него? А что случится, когда родится ребенок? В один прекрасный день она обнаружит убийцу в своей комнате? Что, если Истфилд перенесет ненависть к Девлину на их ребенка? Нет, она не сможет так жить!

Девлин резко повернулся к окну, явно сердитый на нее. Вирджиния, плача, вышла из салона.

Если она расскажет ему о ребенке, он изменит свое поведение? Конечно, Девлин должен позаботиться о том, чтобы они не произвели ребенка в мир, полный ненависти и мести.

Вирджинию терзал страх.

Девлин уставился в окно, но не видел ничего, кроме черноты. Он дрожал от гнева, к которому примешивался страх. Он не оборачивался, но знал, что Вирджиния расстроена и убежала из комнаты и от него.

Неужели она, наконец, поняла, что он за человек? С холодной как лед кровью и сердцем полным ненависти?

Прошедшие несколько дней казались сном или волшебной сказкой. Девлин не узнавал самого себя, он так часто улыбался и так мало думал о чем-то, кроме своей жены. Он ощутил вкус счастья и даже блеск радости. Чувство было незнакомым и странным, пугающим и одновременно приятным. Ибо впервые в жизни Девлин знал, что он не одинок.

А теперь Вирджиния была расстроена и испугана. Самая смелая женщина, какую он когда-либо встречал, хотела любви и смеха, а не войны и ненависти. Минуту назад он видел правду в ее глазах. Она убежала от него, и если бы Девлин осмелился взглянуть в лицо собственной правде, то пришел бы в ужас, что может потерять Вирджинию, когда только обрел ее.

Девлин знал, что не заслуживает такой жизни. Он знал, что это сон и что когда-нибудь он откроет глаза и обнаружит, что все исчезло — мир, радость, Вирджиния.

Девлин напоминал себе, что он прежде всего солдат и его жизнь — постоянная битва. Он женился, намереваясь ничего не менять, но за несколько дней, что они провели вместе, изменилось все — или почти все. Вирджиния показала ему другой образ жизни, и часть его отчаянно хотела ухватиться за него. Но другая его часть ощущала себя более безжалостной и посвященной мести, чем когда-либо. Эта часть знала, что он должен покончить с Истфилдом раз и навсегда, позволив отцу упокоиться в мире.

Глубоко вздохнув, Девлин отправился следом за женой. Он не мог позволить ей плакать из-за ее чертого дядюшки в другой комнате.

Девлин задержался на пороге библиотеку. Вирджиния стояла у его стола, ухватившись за него, словно для поддержки. Слезы текли по ее лицу, когда она повернулась, встретив его взгляд.

Он хотел стереть эти слезы, но не двинулся с места, как будто его тело отказывалось повиноваться разуму.

— Мне жаль, что твой дядя испортил твой день рождения, — сказал Девлин.

Вирджиния облизнула губы, костяшки ее пальцев побелели. Прошла минута, прежде чем она заговорила хриплым голосом:

— Эти несколько дней были чудесными, не так ли, Девлин?

Он вздрогнул, думая, что означает эта фраза.

— Да.

Теперь он насторожился. Вирджиния заставила себя улыбнуться.

— Разве не пора забыть и простить? Не пора подумать о том, что мы имеем и можем иметь? Нас ожидает чудесное будущее…

— Ты заходишь слишком далеко, — резко предупредил Девлин.

Она думает удержать его теперь? Но он не тот человек, которого жена водит на веревке, как марионетку!

Вирджиния напряглась.

— Ты не выслушал меня.

— Тему Истфилда нечего обсуждать. Эта битва должна быть завершена к моему удовлетворению.

Она смотрела на него большими влажными глазами.

— Он хотел расстроить тебя, — снова начал Девлин, но Вирджиния прервала его:

— Девлин, есть кое-что, о чем я не говорила тебе.

Ему не нравились ее тон и выражение лица. Какой ужасной новостью она хочет поделиться? Он сразу надел маску, как будто Вирджиния была его злейшим врагом, а не любимой женой.

— Говори, — сдержанно произнес Девлин.

Она снова ухватилась за стол.

— Я жду нашего ребенка.

Какой-то момент ему казалось, что он галлюцинирует.

— Что?!

— И я умоляю тебя, — хрипло продолжала Вирджиния, — обещать мне мирную и счастливую жизнь. Обещать ее нам.

Девлин едва понимал, что она говорит. Она ждет ребенка. Но как? Когда? Ребенок, должно быть, зачат после их свадьбы в декабре. Господи, он слишком скоро собирается стать отцом!

На момент ему представилось насмешливое лицо Истфилда, стоящего в салоне Эдера.

— Я умоляю тебя отказаться от жажды убийства и мести! — Вирджиния заплакала. — Я не хочу обрекать нашего ребенка на такую жизнь! Неужели ты не понимаешь? Мы собираемся стать семьей, и ты должен выбрать.

Снова прошло некоторое время, прежде чем Девлин понял ее. Он дрожал, чувствовал слабость в коленях и мог думать только о ребенке и о том, что у него есть враг. Девлин смотрел на плачущую Вирджинию. Она хотела от него выбора? И тогда пришло понимание.

— Не требуй этого, Вирджиния, — предупредил он.

Сейчас не могло быть речи о выборе.

— Ты должен выбрать! — повторила она, дрожа всем телом.

— Не проси меня об этом, — приказал Девлин, как на шканцах своего корабля.

Он чувствовал, что все начинает ускользать от него — радость, любовь, страх…

— Ты должен выбрать, — прошептала Вирджиния. — Я не стану растить нашего ребенка в ненависти. Я не подвергну его опасности. Выбирай, Девлин. Выбирай между своей местью и нами — ребенком и мной.

Но он просто не мог выбрать. Девлин ощущал, что его сердце исчезает куда-то, а с его исчезновением умирают все чувства.

— Нет! — взмолилась Вирджиния и подбежала к нему. — Не отворачивайся от меня теперь, после всего, что мы разделили, когда я ношу твоего ребенка!

Она схватила его руку и прижала к своему животу.

Девлин смотрел на ее все еще плоский живот, но чувствовал только пустоту. Ни радости, ни любви — только бесстрастную натуру, которую оставил ему его враг, когда ему было десять лет.

— Ты можешь выбрать нас или свою месть. Но не то и другое!