людьми завязывается разговор, во время которого с незнакомцем происходит жуткая метаморфоза: всё его тело становится одной огромной головой, голова эта поднимается выше и выше, до самых верхушек деревьев, и ребятишки видят — о, ужас! — выползающее из земных недр туловище колоссального змея. Змей испускает свет, но только свет тот не греет, а наоборот: трава покрывается инеем, речка и вовсе замерзает. Того и гляди — сожрёт чудовище оцепеневших от страха детей одного за другим. Ан нет, змей тот оказывается совсем не злым, но… Пугающий образ, не правда ли? А как вам гигантская кошка, обитающая под землёй и изредка высовывающая на поверхность лишь кончики ушей, светящихся таинственным синим пламенем? А муравьи, с каждым шагом увеличивающиеся в размерах, пока не станут ростом с быка, а то и больше?..

Впрочем, искушённый читатель наверняка узнал уже всех этих монстров, сотворённых фантазией Павла Бажова. Фантазией ли? А, может, это образы, порождённые богатым народным воображением рабочих строгановских и демидовских рудников? Такое мнение бытовало в среде советских литературоведов, особенно при жизни самого Бажова. Но вот Алексей Иванов (тот самый, чей «Географ глобус пропил» и к авторитету которого я буду неоднократно апеллировать) в книге «Message: Чусовая» приводит любопытный факт: в 1959 году, т. е. всего через девять лет после смерти Павла Петровича экспедиция Уральского университета изучала фольклор в тех местах и с удивлением отметила, что даже старожилы не вспомнили ни Хозяйку Медной горы, ни Великого Полоза, ни Земляную Кошку… Подозрительно короткая народная память? Нет. Как пишет Майя Никулина в книге «Камень, Пещера, Гора» (Екатеринбург, 2002): «Бажовские корни искать следует не в рабочем уральском фольклоре, а в пространстве более обширном и отдалённом — в древних мифах…». Русские поселенцы лишь слегка ковырнули огромный пласт верований исконных народов Урала. Сменилась пара поколений, и ушли в небытие заимствованные образы. А, может, не ушли, а только затаились, ожидая своего часа? Давайте и мы одним глазком посмотрим на творения уральских мифотворцев.

Взять того же Полоза. Образ архетипический, распространённый: змей — обитатель хтонического мира. Известен и у манси (вогулов) под именем Ялпын-Уй, и у башкир, и у марийцев — Шем-Кишке. Однако некоторые криптозоологи считают, что вогульский Ялпын-Уй — создание отнюдь не мифическое, а самое что ни на есть реальное. В Интернете, в книгах, посвящённых поискам таинственных обитателей нашей планеты, наряду с упоминаниями снежного человека, озёрных монстров и чупакабры есть и статьи о «мансийской анаконде». Истории об опасных встречах в дикой уральской тайге с неведомой огромной змеёй в позапрошлом столетии были столь обильны, что поиски рептилии предпринимал даже зоолог Л. П. Сабанеев, более известный как автор монументального труда «Жизнь и ловля пресноводных рыб». Никого, разумеется, не нашёл… Зато немецкий учёный Петер Симон Паллас, посетивший Урал во время экспедиции в 1770–1771 гг., утверждал, что якобы видел в крестьянской избе шкуру или выползок огромной змеи, и даже придумал ей латинское название — Coluber trabalis — полоз бревноподобный. Шкуру эту крестьянин «наотрез отказался продавать», что типично для подобных историй.

Впрочем, верить или не верить в существование гигантской ползучей гадины в лесах Урала — личное дело каждого. А что с другими монстрами? Что за огненноухая подземная кошка? Откуда взялся такой удивительный образ? Ряд исследователей полагает, что на мысль о кошке навели похожие на треугольные кошачьи уши языки горящего метана над болотами. Что ж, логично! Но тот же А. Иванов считает, что в образе Земляной Кошки у Бажова изображён Мамонт, которого также называют Земляным Оленем или Земляным Быком[35]. Представления о Мамонте, как о звере, живущем под землёй, питающемся землёй и оставляющем после себя огромные пещеры, встречаются практически у всех народов, которые находили кости или вмёрзшие в вечную мерзлоту туши этого животного. Но как мамонт стал кошкой? Вот что пишет Иванов в статье «Демоны подсознанья» (2008): «…Мамонт — брендовый персонаж Кунгурской пещеры, знакомый ещё Татищеву. Это он, Подземный Зверь Мамонт, живёт в недрах Ледяной горы… Поблизости от тех мест, где происходит действие сказа [„Кошачьи уши“ — П. П.], находится деревня Кунгурка: понятно, как Мамонт перебрался на другую сторону Урала. А ещё поблизости находится урочище Кошкарихинский торфяник. „Торфа“ — это верхний слой почвы, который снимали старатели, чтобы добраться до золотоносных песков. „Кошкарихинский“ — значит, принадлежавший „кошкарям“, жителям посёлка Кочкарь в Челябинской области… Кочкарь был центром „золотой лихорадки“ конца XIX века. „Кочкари“ переделались в „кошкарей“, потому что в русских поверьях рыжая кошка — символ золота. А русская рыжая кошка слилась с уральским Подземным Зверем Мамонтом и превратилась в Земляную Кошку». Версия спорная, однако, имеющая право на существование. Между прочим, подземные кошки фигурируют ещё в одном сказе — «Сочневы камешки». Там они не такие исполинские, как в «Кошачьих ушах», однако, по-настоящему жуткие — с пустыми глазницами вместо глаз, да ещё и говорящие.

Говоря о бажовских чудовищах, нельзя обойти вниманием и Хозяйку Медной горы. «Какой ж это монстр?!» — изумится иной знаток хоррора. И будет не прав. Конечно, в её облике ничего «чудовищного» нет, более того, в сказах Бажова она «предстаёт в образе прекрасной женщины с косой и лентами из тонкой позвякивающей меди, в платье из «шелкового малахита». Однако ж, согласно Википедии, Хозяйка суть горный демон, а уж кто-кто, но демоны в обличьях прекрасных дев — самые опасные монстры. Нельзя её назвать ни доброй, ни злой: христианской морали она чужда, церквей, попов и молитв не боится, но терпеть не может. Характер взбалмошный: захочет — заточит человека в своём подземном царстве, захочет — заживо замурует в глыбу малахита…

Но оставим в стороне творчество Бажова и обратим взор на другие образы уральской мифологии, не менее достойные того, чтобы их упомянули на страницах журнала, посвящённого мистике и хоррору. Оговорюсь сразу: Урал — регион большой и населяют его многие этносы, поэтому остановимся только на существах, порождённых воображением хантов, манси, коми-зырян и коми-пермяков.

И кого только тут нет! Это и леший Ворса (Ворись) то невидимый, то предстающий перед охотником в виде вихря, то в виде великана, то в виде человека, не отбрасывающего тени; и водяной Васа (Ваисьморт, Вакуль), подобный либо старику с рыбьим хвостом, либо чудовищной щуке; и обитатели овинов, бань, изб. Есть и ожившие мертвецы, например, колдун Сьола-поласа, пожелавший сожрать сердце колдуна — соперника Яг Йивсы и ради этого зубами прогрызший путь в избу последнего. Впрочем, как раз таки эти персонажи практически ничем, кроме имён, не отличаются от аналогичных созданий славянского