Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да это и раньше было ясно, – возразил я. – Что же тут нового? Если бы тут было хоть малейшее указание на то, где находится эта база…
– Терпение, друг мой. В том-то и дело, что это указание тут есть. А мы с тобой его просто проглядели.
Вот еще! «Мы проглядели!» Щадит мое самолюбие? Не нужно.
– Никто ничего не проглядел. Указание было совершенно ясное – на «Многих». То есть, сюда.
– А вот и нет! Ты обрати внимание на последние два слова: иномо унэ.
– По-моему, совершенно ясно…
– Симон, ты истолковывал их каждое по отдельности, потому что тут нет значка «третий смысл», как и всех прочих немых. На самом деле он тут должен быть, и тогда оба этих слова вместе составляют третье и означают «Могучие»!
Черт! А ведь она, скорее всего, права! И как это я ухитрился упустить из виду эту возможность? Скорее всего потому, что в разговорной речи ею никогда не пользуются, это чисто академическая комбинация. Но она и на самом деле существует.
Не то чтобы новое прочтение показалось мне более убедительным, чем оба предыдущих; однако и серьезных возражений у меня не нашлось – потому, может быть, что я уже как-то поверил в инскую эрудицию Лизы. Хотя оставаться Елизаветой ей предстояло уже недолго. Кстати…
– Лиза, а как тебя называть завтра?
Она пожала плечами:
– Завтра и узнаешь. Если понадобится.
Сказано это было совершенно равнодушно, и мне, откровенно говоря, от этого веселее не стало. Нет, надо заниматься делами – так подумал я, – как только разговор грозит уйти в личное, меня сразу осаживают, как забаловавшую лошадь. Ладно, мадам, пусть будет по-твоему.
– Значит, ты считаешь, что он и сейчас находится у «Могучих», так?
– А ты что – сомневаешься в моем прочтении? Дай лучшее.
– Да нет, я верю, верю. Итак, сейчас действие первое: где они помещаются?
– Без проблем.
Лиза повесила экран, загрузила на него городской план. Очень подробный.
– Где это ты таким разжилась? – не удержался я.
– Я тут не первый день живу. Была возможность. Сейчас отыщем.
Наверное, в ее мике – имплантированном микрокомпьютере – было накоплено немало полезной информации; во всяком случае, помолчав не более минуты, Елизавета решительно тряхнула головой:
– Ну, вот и порядок. Они вот где.
Она выделила на плане квадрат, изменила масштаб, так что на плане единый массив разделился на отдельные здания. Подвела мерцающую точку курсора:
– Вот он. Сейчас посмотрим по вертикали… Третья зона. Они занимают пять уровней – с семьдесят восьмого по восемьдесят третий. Отчего это все они любят забираться повыше? – Тут же она ответила себе самой: – Скорее всего, у них есть и нижние выходы, но официально они не зарегистрированы.
– Место они выбрали не случайно: почти самый центр, солидные учреждения и наверняка хорошая подстраховка от каких-то беспорядков. Так просто, как от «Многих», оттуда не ускользнешь.
Она кивнула:
– Не то что не ускользнуть – туда и войти будет куда сложнее, а пробиться силой и вовсе невозможно. Я этот район помню… Смотри, вот этот домик.
Место плана на экране заняло изображение одной из центральных городских башен. Не самой высокой, впрочем: всего девяносто уровней. Но весьма внушительной. И с очень непростыми подходами. Хотя нам это было безразлично: вдвоем на штурм не пойдешь даже и в куда более благоприятных условиях. Без оружия к тому же, с одним гребешком.
– М-да, – пробормотал я. – А скажи… Лиза! Ты что? Что стряслось?
Слова эти вырвались сами собой, потому что с Елизаветой явно что-то происходило: только что была энергичной, уверенной в себе красавицей, пусть лишь маской это было, неважно – а сейчас словно воздух из нее выпустили: съежилась на стуле, опустила голову, экран, что она поддерживала в воздухе, заколебался, вот-вот исчезнет…
– Болит? Что? Где?..
– Ничего, – проговорила она неохотно. – Не обращай внимания. Пройдет.
– Как это – «не обращай»? Что с тобой?
– Да просто – надоело все. Надоело! – повторила она зло. – Только тебе не понять…
– Что надоело?
– Все! Такая жизнь. Из одной передряги в другую. А я ведь тоже человек! И жить хочу. А не гоняться вечно черт знает за чем.
Это мне не понравилось. С такими настроениями на операцию не выходят.
– Лиза, я понимаю, но… Чего уж сейчас-то? Это такие… молодые настроения, а в твоем-то возрасте на первый план выходит дело. О нем и надо волноваться.
Она смотрела на меня, широко раскрыв глаза.
– Симон, а тебе сколько лет?
– Да тоже, знаешь… Не столько, конечно, но за сорок уже. Так что…
До сих пор я только теоретически знал, что у женщин настроение способно мгновенно меняться на противоположное, порой без всяких видимых причин. Но сейчас смог убедиться в этом на практике: Елизавета вдруг взорвалась – иного слова не найду – смехом. Зашлась от неудержимого хохота. Сперва мне показалось, что это истерика.
– Лиза, Лиза, да успокойся! Воды дать?
Она лишь махнула рукой, начиная успокаиваться. И все еще сквозь смех спросила:
– А мне сколько, по-твоему?
– Ну, знаешь, как говорится, женский возраст вслух не называется…
– Нет, ты назови.
Я мысленно сбросил ей лет пяток.
– Ну, где-нибудь полсотни?
– Тридцать один, – сказала она.
– Ну, это сейчас. Но вообще-то…
– Ты, Симон, профессионал – только в чем? Ты, значит, решил, что тогда я была натуральной, а сейчас работает только преображение? Ты точно определил – но наоборот. Преображение было тогда! Я-то думала, ты сообразил.
Господи Боже мой!
Хотя… Я ведь внутренне так и чувствовал! Честное слово! Подсознанием чуял, что… Недаром она сразу меня так оглушила, вернувшись к своему облику. Проклятая привычка идти за рассудком, пренебрегая той информацией, что дается чувством. А сейчас… Я ощутил прилив чего-то – радости? Воодушевления? Искать более точного названия я остерегся.
– Понял, Симончик, мудрец? Когда же мне еще и думать о жизни, как не сейчас? Тридцать один, Симон, а я в этом котле варюсь с шестнадцати. С двадцати лет – старухой.
– Прости, Лиза. Я дурак, конечно.
– Не дурак, но уж матерый романтик. А у таких либо черное, либо белое, но в глубине души – недоверие к тому романтическому, что вы исповедуете. Стремление – и сомнения одновременно. Ладно, в конце концов это твои проблемы. Самому тебе их и решать.
– И все же: почему именно сейчас это на тебя накатило? Тоска, переживание…
Елизавета вздохнула, экран в воздухе заколебался, пошел волнами. Она заставила изображение устояться – там все еще виднелось нужное нам здание, – кивнула на картинку.
– Верхние пять этажей. Видишь?