необходимых действий, хотя бы на остаток этих суток. Я спросил, с удовольствием выговаривая слова родного языка:

– У тебя есть где залечь?

– В таком виде меня никто не знает. Нет. А у тебя?

У меня тоже не было ничего – если не считать укрытия в Луна-парке. Не находись оно в столь опасном соседстве с точкой «Многих»… Хотя в этом было и свое достоинство: там нас станут искать в самую последнюю очередь, даже если об этом убежище им что-нибудь станет известно. Ну, что же…

– Есть местечко. Но до него надо добираться. Оно не рядом. Пешком – исключено. Общими средствами – рискованно.

Елизавета сказала, как о само собою разумеющемся:

– Значит – частные средства.

– Тоже риск: если владелец окажется любителем пения – место, где он нас высадит, станет быстро известно. А нам нужно некоторое время, чтобы…

– Постой, – перебила она. – А кто говорит о владельце?

– Ах, ты хочешь…

– Не хочу. Но придется.

– А ты умеешь?

– Главное – чтобы ты умел. Работать придется тебе. Я стала слишком заметной. И если я стану садиться в чужой скользун, меня заподозрят. А тебя – нет.

Я не воспринял эти слова как комплимент моей внешности. Странно: до сих пор мне было, в общем, безразлично, кто и как оценивает мой облик. А вот сейчас… Но она была права: меня увидят и забудут, еще не успев отвернуться. А ее – да она потом будет сниться по ночам…

– Ты права. Рабочего времени осталось около трех часов. Так что первая же стоянка у большого офиса – наша. Я захожу, а ты не светишься, ждешь за выездом. Так?

– Лучше бы, конечно, эркар…

– Верно. Но два возражения. В воздухе мне тебя не подобрать, значит, надо садиться вместе, и тебя запомнят. И второе: я не уверен, что знаю, где у эркара отключается защита.

– С защитой проблем не возникнет. А что до посадки… Ты не забыл, как я тебя вывела из той забегаловки? Вот и сейчас: на стоянку летунов поднимемся вместе, ты будешь висеть на мне и всячески показывать, что тебе не терпится поиграть со мною в папу-маму. Сможешь так, чтобы у тебя слюна текла и это каждый видел?

Слюны у меня уже сейчас оказался полон рот, едва лишь я представил себе, как мы… Пришлось тут же одернуть себя: опомнись, она теперешняя – это ведь лишь видимость, искусство преображения, на деле же это все та же старая, морщинистая… Я проглотил комок.

– А ты не боишься, что я могу слишком уж войти в образ?

– Да ты только что все представил, – сказала она. – И успокоился. Ты ведь умный мальчик. Верно?

– Ладно, – сказал я. – Значит, берем эркар.

– Летун, – сказала она. – Я привыкла к такому названию.

– Ага, – согласился я. – Учту.

Все получилось нормально. Для того чтобы подняться на стоянку летунов, пришлось воспользоваться лифтом, что было естественно: если человек имеет эркар, зачем ему нужен агриндик? В лифте мы были не одни, и там я облапил Лизу так, что рука моя остановилась, можно сказать, на грани приличия; она, в свою очередь, сыграла великолепно, ее прекрасное лицо выражало две эмоции: равнодушие и жадность. Даже я поверил бы, не будь уже знакомым с нею. Соседи в лифте поглядывали на нас искоса, большинство же вообще делало вид, что нас тут нет. Наверху мы вышли последними и направились туда, куда не пошел никто из приехавших с нами.

Пошли между двумя рядами машин, каждая в своем квадрате. Лиза сказала:

– Медленнее… Я их просматриваю. Разные способы защиты. Есть и очень сложные, я не уверена… А, вот этот можно брать. Он вообще не подстрахован. Только заперт.

– Лиза, это ведь патрульная машина…

– Тем лучше. Быстрее доберемся. Открывай.

К счастью, отмыкатель у меня сохранился, и батарейка его была заряжена. Все заняло секунды.

– Прошу, мадам.

– Благодарю вас, любезный.

Чертовски естественно.

Взлетели. Я набрал высоту, слегка даже нарушая, но на то я и патруль. Сориентировался на гигантское обзорное колесо увеселительного парка и дунул напрямик. Посадил рядом с Луна-парком. Задал машине «возврат» с последующим стиранием маршрута.

– Сейчас придется пережить немалый испуг – в «пещере ужасов», – предупредил я.

– О, – сказала она не без насмешки, – чего мне бояться с таким защитником!

А может, это она и всерьез сказала? Гм…

– Ты как-нибудь… скромнее держись, что ли, – поколебавшись, попросил я. – Чтобы на тебя не так пялились. Нас же искать станут.

– Нет уж, – ответила она. – Наскромничалась – на весь остаток жизни. Надоело. Искать? Конечно. Облегчат нам задачу. Или ты уже домой собрался? Рано.

Глава 18

Пока, во всяком случае, не нашли – с облегчением установил я, когда мы оказались в том самом укрытии, которое я покинул считаные часы тому назад, хотя казалось – давным-давно. Похоже было, что здесь течение времени прекращалось; во всяком случае, все до мелочей выглядело так, как было, когда я уходил через второй выход. Убедившись в этом, я сказал Елизавете:

– Можно расслабиться. Но ненадолго. Успокоить нервы. И решить – что и в каком порядке будем делать.

Она словно бы и не слушала меня. Завидев зеркало, то самое, перед которым я преображался перед уходом, подошла к нему, остановилась и на минуту-другую застыла, как окаменела, только глаза двигались, сканируя изображение вдоль и поперек. На лице сперва возникло выражение удовлетворенности, казалось, еще чуть – и она замурлычет, как кошечка. Но уже через минуту губы поджались, демонстрируя озабоченность, брови нахмурились – что-то, наверное, оказалось не так, Лиза повернулась, достала из сумки косметичку и уже всерьез погрузилась в тончайшую работу по совершенствованию своего облика – работу, женщине никогда не надоедающую.

Я с удовольствием смотрел и на нее, и на изображение, хотя видеть одновременно двух таких женщин – для нормального человека уже перебор, удар по психике. Мне хотелось запомнить ее как можно точнее, потому что я понимал: это ведь очень ненадолго, вскоре придется ей возвращаться в свой истинный облик, и такой откат, конечно, окажется для нее такой травмой, что снесет ее с рельсов надолго. А для работы ей следовало находиться в наилучшем расположении духа. Да и мне самому тоже; очень большая разница – работаешь ты в паре с потрепанной старушенцией или с женщиной в расцвете души и тела. Я надеялся, что ее реверс произойдет уже после моего убытия, когда все дела будут сделаны. И как-то непроизвольно проговорил:

– И долго ты так можешь?

Отражение в зеркале стрельнуло в меня глазами.

– Ну,