Патрик в ответ поблагодарил, а Малери велела ему не облажаться. Ладно, он не облажается. Какое-то время они стояли молча.

— Ну, думаю, это все, — наконец выдавил Патрик вместо прощания и послал ей воздушный поцелуй.

— Мимо! — крикнула Малери, словно их разделяло расстояние не в десяток футов, а гораздо больше.

Девушка скрестила руки на груди, развернулась и ушла, так и не улыбнувшись.

Целый час Патрик сидит, скрючившись, под скамейкой, поперечина упирается ему прямо в лоб. Всходит солнце, на базе играют подъем, все вылезают из палаток, звенят голоса, хлопают двери, и наконец кто-то усаживается прямо над ним, а двигатели автомобилей на стоянке принимаются дружно урчать. Патрику страшно тесно, даже дышать толком не получается, повернутая направо шея уже затекла.

Фургон несколько раз поворачивает, тормозит возле пропускного пункта, а потом набирает скорость. Вот они, Призрачные земли. Патрику, конечно, ничего не видно, но он очень хорошо знает окрестности и в деталях представляет себе, что сейчас проплывает мимо окна. Сначала машины проедут сквозь заросли полыни. Черная асфальтовая дорога вьется по красной земле, из песчаных дюн торчат метелочки хризотамнуса. На небе завиваются спиралью облака. В потоках теплого воздуха парят грифы. Кусты можжевельника мучительно тянут вверх голые скрюченные ветки. Кое-где торчат красные и черные шлаковые конусы. В каньонах, будто в древних храмах, выстроились базальтовые колоннады.

Патрик считает секунды и воображает, как внутри у него тикают часы. Из часов во все стороны расходятся красные и черные проводки. Когда стрелки остановятся на нуле, он взорвется. Поскорей бы все закончилось. Ему почему-то кажется, что он уже опоздал.

Автоколонна останавливается в Приневилле. Солдатам приказано очистить восточную часть города от трупов, перестрелять всех встреченных повстанцев, выловить правонарушителей и поджечь магазины.

— Скорей, скорей, скорей, — шепчет Гэмбл.

Фургон бесконечно долго паркуется. Наконец двигатель глохнет, медсестры выходят, и Малери напоследок дважды стучит по дверце. Все чисто. Гэмбл, словно крышку гроба, поднимает сиденье и разминает шею.

Патрик разбивает кирпичом витрину магазина «Харлей». Осколки рассыпаются причудливым веером, острые и блестящие, словно те многочисленные возможности, что ждут его в Призрачных землях.

«Найт трейн» — большой мотоцикл, мощностью шестьдесят три лошадиные силы. Патрик торопится, но все же на мгновение застывает перед машиной, проводит пальцами по гладкому металлу. Блестящая поверхность запотевает от его дыхания. Ключи висят на гвоздике в кабинете. В магазине есть свой бензонасос, так что Патрик запускает генератор, наливает полный бак и укладывает в кофры еще четыре канистры.

Он прикручивает к рулю счетчик Гейгера со светодиодным монитором. В дороге придется постоянно следить за уровнем радиации. Динамик Патрик отламывает: все равно из-за рева двигателя ничего не будет слышно, а даже если и будет — в Орегоне прибор начнет трещать без умолку.

Специальный костюм остался на базе — комбинезон, перчатки и ботинки из особого, изготовленного с применением нанотехнологий материала под названием «демрон». Костюм этот защищает от радиационных частиц и гамма-излучения, но в нем страшно жарко и неудобно. Патрик проведет в Призрачных землях всего два дня, каждые несколько часов будет принимать йодные таблетки и постарается не заезжать на север штата. Так что, если повезет, дозу облучения он получит несильную, будто несколько часов простоял возле микроволновки.

Гэмбл выкатывает мотоцикл во двор, открывает топливный кран, поднимает воздушную заслонку, ударяет ногой по кикстартеру, переключает сцепление. От громкого рева двигателя наверняка все переполошились. У него в запасе лишь пара минут: чистильщики уже бросились искать незваного гостя.

Патрик медленно и осторожно выезжает на улицу и едва не падает. Теперь вперед. Выбравшись на шоссе номер сто двадцать шесть, он увеличивает скорость до семидесяти миль в час, потом — до восьмидесяти, девяноста. Мир превращается в расплывчатое цветное пятно, и Гэмбл на мгновение забывает, кто он и где находится.

За городом на шоссе сквозь асфальт пробивается трава, на заросшей поляне для гольфа лежат олени. Природа берет свое. Патрик слышал разные истории. Про то, как по ночам водопад Малтнома испускает красное свечение, будто кровоточит сама земля. Как абсолютно лысые еноты переворачивают мусорные баки и роются в кухонных шкафах. Как по заброшенным городам шастают пумы с огромными клыками. Как на фоне луны мелькают тени похожих на птеродактилей птиц. Как гигантский медведь-альбинос размером с грузовик точит когти о телефонный столб.

А еще собаки. Теперь они сбиваются в стаи, живут в лесу или селятся в заброшенных домах. Преспокойно нежатся на диванах и кроватях, куда их раньше не пускали из-за грязных лап. И неподалеку от Приневилля одичавшие собаки действительно выскакивают на дорогу из зарослей можжевельника, привлеченные отдающимся от стен ущелья громким гудением двигателя. Звери склонили головы, навострили уши, словно услышав чей-то зов. С демоническим воем темные тени бросаются вслед за мотоциклом. Клацают зубы. Патрик отбивается ногами и едва не падает. А из леса выскакивают все новые — похоже, всего их в стае не меньше четырех десятков. Будто полузащитник в американском футболе, Гэмбл раз за разом уклоняется и все выше взбирается по извивающемуся серпантином шоссе. Наконец ущелье осталось позади, впереди раскинулся пустынный округ Крук. Когда-то в незапамятные времена все это находилось под водой. Патрик слезает с мотоцикла и смотрит, как внизу в нескольких сотнях футов мчатся по его следу серые, черные и коричневые псы.

Последний раз он видел мать на Рождество. Как раз перед отправкой в Республику. Бульшую часть отпуска Патрик тогда провел за столом. Уплетал все подряд: булочки с корицей, мясной рулет, запеканку из спаржи — понимал, что ему теперь еще долго придется довольствоваться лишь скудным ассортиментом армейской столовой.

— Обязательно возвращайся, сынок. Ты должен вернуться, — снова и снова повторяла мама.

В аэропорту, где Патрику предстояло сесть на самолет до Лос-Аламитоса (это в Калифорнии), мать яростно трясла его руку, словно не хотела показать свои чувства, а потом не выдержала и обняла. Грустно улыбнулась и погладила по щеке.

— Боишься?

— Конечно боюсь.

Да, раньше он боялся, но теперь уже нет. Орган, отвечающий за страх, атрофировался. Гэмбл постоянно прислушивается к себе, но, насколько может судить, с самого возвращения из Республики ему ни разу не было страшно. Или грустно, или радостно. Чувства смерзлись в непробиваемую броню.

Поэтому сейчас, когда его желудок болезненно сжимается, Патрик удивлен. Он подъезжает к маминому дому. Из-под колес мотоцикла вылетают камешки. Да, Патрик боится, именно так. Долго-долго в нерешительности стоит на крыльце, уставившись на дверь, и не знает, что предпринять. Осторожно заходит, стараясь не потревожить воцарившуюся внутри могильную тишину, лежащую повсюду пыль. Счетчик Гейгера показывает тысячу микрорентген в час.