камень, и металл»). Ar troid’he b’hen giorra. («Наша битва будет забавной»).

И мы с воинственным криком бросились навстречу друг другу. Вперед я выставил левую руку в перчатке, а правую отвёл назад и как бы «влёк» её за собой, заводя на замах для удара — хотя в ней ничего не было. Пока не было.

У противника в руках были два Г-образных меча, а тело защищала броня — полный доспех, включая шлем и маску.

Когда до противника оставалось всего пара шагов, я через кафф отдал приказы перчаткам, и те начали трансформироваться. На левой руке появился щит, закрывающий предплечье, а правая перчатка превратилась в рукоятку, из которой начало расти лезвие — рука как раз была отведена в замахе для хорошего удара сверху.

Противник взмахнул мечами, и к этому моменту левая перчатка уже полностью трансформировалась в щит, и я подставил его под удар. Не знаю, обладали ли мечи противника атомарной заточкой, но мой щит без проблем выдержал удар. Я махнул щитом и оттолкнул оружие противника в сторону. Враг отклонился вбок, и верх его туловища стал открыт для удара. Я повёл меч.

Противник вовремя заметил Звёздный Меч, обрушивающийся сверху, спешно подставил под удар два скрещенных клинка. Звёздный Меч угодил точно в перекрестье лезвий, прямо над головой противника.

Я надавил на меч, но противник прочно удерживал блок — в конце концов, он использовал две руки, а я лишь одну. К тому же, вполне возможно, его броня обладала функцией экзоскелета, увеличивая силу пользователя.

Я был готов к этой ситуации и вновь отдал мысленную команду через кафф. Я приказал мечу трансформироваться в цепную пилу с атомарной заточкой.

Из лезвия тут же выросли зубцы, и меч-пила заработал. Атомарная заточка обеспечивает холодному оружию возможность разрезать любые материалы, в том числе и металл других мечей. Зубцы пилы тут же вгрызлись в оружие противника, и на лезвиях начал расти разрез. Меч-пила в считанные секунды разрезал вражеские клинки, и лезвие обрушилось на его шлем.

Зубцы без труда вгрызлись в шлем и маску, и меч пошёл вниз, разрезая броню, как масло. Я заметил, что конец меча не только режет металл маски, но и на некоторое расстояние погружается в плоть за ней, и из щели разреза летят кровавые брызги. Из-за маски послышался дикий вопль.

Меч рассёк маску и вонзился в грудной доспех. Снова лезвие на какую-то часть погрузилось в плоть за доспехом, и снова легко и быстро поползло вниз, не встречая препятствий. Из разреза на туловище, в том месте, где проходила пила, вновь полетели брызги крови, и вопль за маской не прекращался.

Наконец, меч-пила дошёл до самого низа и легко выскользнул между ног. Я трансформировал левую перчатку в бойцовский кулак с утяжелителем-кастетом и врезал противнику в грудь так, что того отнесло на несколько шагов назад.

Я трансформировал оружие обратно в перчатки. Кровь собралась на кончиках пальцев правой руки, и капли падали на снег.

Противник был ещё жив — он стонал, лёжа на снегу, а над головой взлетали облачка пара от дыхания. Я подошёл и присел рядом.

Я сорвал две половинки разрезанной маски и отшвырнул в стороны, и мне предстало уродливое лицо выродка Эриндэля — все его бастарды-д’хэйлэлле были ужасно уродливы, очень болезненны и жили недолго.

Д’хэйлэлле оказался женщиной. У неё были женские черты лица и голос. Но она была жутко уродливой — как все потомки Эриндэля. Её кожа была зеленоватая, на лице красовалась куча волдырей, старых шрамов и морщин. Было видно, что она действительно дефективная полукровка — она старела прежде времени, при чём происходило это неравномерно по всему телу. Кожа лица, видимо, старела у неё быстрее, чем остальное тело.

Через лицо проходила свежая кровоточащая рана, разделяющая его на две половины — работа моего меча-пилы. Нос был разрезан вдоль, губы рассечены, передние зубы отсутствовали.

Волосы полукровки были убраны в высокий пучок на затылке, чтобы не мешать носить шлем. Я взял её за пучок и приподнял голову.

Она затуманенным взором посмотрела на меня, прекратила стонать, скорчила злобную гримасу — при этом её ужасное лицо разделилось на две половины, и рана раскрылась ещё шире — и прохрипела:

— Aendgarr ciler! («Задница эндгарра!»). T’hikaler artanorr! (Грубое ругательство, связанное с оральным сексом). T’hou draven mo derfaere! («Ты убил моих сестёр»).

Что? Все три д’хэйлэлле в масках, что охотились за мной — были женщинами? Неожиданно. Искажатели голоса в шлемах, делающие речь металлическим басовым рокотом, неплохо выполнили свою задачу — из-за них складывалось впечатление, что эти трое — несомненно мужчины.

Она закашлялась, а потом попыталась плюнуть в меня кровавой слюной, но я вовремя отдёрнул её голову назад, и она промахнулась. Она заулыбалась как сумасшедшая, оскаливая уродливую кровавую пасть (и в этот момент она стала чем-то похожа на улыбающуюся Мэлис). Она сказала:

— Troid’he… aen simheskarr («Бой насмерть, всё или ничего»), — она стукнула себя кулаком в грудь. — Mo skiriorrа… a… ail'… («Моё сердце — скала»), — выдавила она из последних сил, и её глаза закрылись.

Она была ещё жива, но я решил не оставлять её так. Я трансформировал правую перчатку в острый удобный короткий меч и, удерживая её голову за пучок, одним взмахом обезглавил д’хэйлэлле. Я встал и отшвырнул голову прочь.

Глава 59

Прощай, Адэран Тольскер

На следующий день пошёл снегопад. Я продолжал двигаться по следу Тольскера и Даида и подбирался к ним всё ближе.

К вечеру я достиг небольшой деревушки, состоящей из постоялого двора и нескольких домов. След Даида и Тольскера здесь обрывался. Похоже, тут они и остановились.

Снег валил так густо, что всё вокруг тонуло в пелене белой метели, будто в тумане. Трудно было что-либо разглядеть уже на расстоянии пяти шагов.

В окнах горел свет, снаружи было тихо. Возле постоялого двора собралось много коней. Почти в полном безмолвии, в густой пелене снегопада бродили люди — это были стражи, сопровождавшие Тольскера в столицу. Я не стал подъезжать близко к деревне,