Дьюранд вспомнил беседу с Аильнором у Фецкой лощины. Они оба знали, что ждет старого герцога. Глупо было надеяться, что Аильнор остался в живых.

Дьюранд почувствовал, как Радомор ожег его взглядом, и воин, памятуя о страшном жаре, царившем в трапезной Ферангора, с ужасом осознал, что глядящий на него человек променял свою душу на королевский венец.

Вдруг всего в нескольких шагах от Дьюранда из палатки выбрался Гермунд. Окажись скальд на фут ближе, он бы уткнулся прямо в клинок, который воин сжимал в руках.

— Кто-то приехал, — скальд облизал губы, ворочая глазами, словно лунатик. — Что-то движется.

Дьюранд, уставший от тайн и загадок, схватил скальда за грудки и потащил его к мосту.

Не сводя глаз с Радомора, Дьюранд присел на бочонок и начат править лезвие меча. Гермунд с беспокойством переминался с ноги на ногу, не говоря ни слова.

Постепенно черви скрылись под землей, а черное небо на горизонте окрасилось бледно-голубым. Из палатки показался Эйгрин, одетый в кольчугу и желтую куртку. Кинув беглый взгляд на Радомора и его спутников, рыцарь направился к краю восточного утеса и преклонил колена, ожидая появления Небесного Ока.

Для остальных членов отряда прибытие Радомора оказалось большой неожиданностью. Каждый воин, выбравшись из палатки, замирал, удивленно уставившись на группу неподвижных всадников. Многие подходили поближе, останавливаясь рядом с сидящим на бочонке Дьюрандом. Кто-то хватался за оружие, но большинство просто пялилось, так и забыв про одежду, покуда Дьюранд, сохраняя хладнокровие трудился над клинком.

С наступлением рассвета в облике незнакомцев наметились перемены. Кровавая заря осветила один и тот же рисунок, украшавший нагрудники молчаливых рыцарей. Все увидели знакомый герб Ирлака: на зеленом поле — изогнувшийся в прыжке леопард, выпустивший когти.

Гермунд почесал голову краем шляпы, которую сжимал в руках.

— Что бы он ни сделал, все пойдет прахом, — прошептал он. — Боги… Боги…

Это были первые слова, которые сорвались с его уст после нескольких часов молчания. Дьюранд почувствовал, как волосы на голове встают дыбом, но постарался ответить как можно более спокойно:

— Будем надеяться, что пророчество сбудется.

— Боже, — прошептал Гермунд. — Что же он наделал? Такой вонью пахнуло — у меня аж дыхание сперло.

Рука воина, сжимавшая точильный камень, резко остановилась. Дьюранд чувствовал лишь запах моря.

— Ты о чем? О какой вони ты говоришь? — спросил он.

— Однажды я повстречался с мудрой женщиной, — скальд снова облизал губы. — Она сказала, что, когда поблизости духи зла, она чувствует прикосновение чьих-то холодных пальцев. Я же чувствую вкус или скорее запах. Сейчас воняет раскаленным свинцом.

— Хочешь сказать, что тебе под силу чувствовать то, что недоступно остальным? — спросил Дьюранд.

Вместо ответа, скальд принялся лихорадочно шарить по карманам и наконец, потянувшись к шее, стащил с нее кусок зеленой материи:

— Держи, — сказал он, протягивая ткань воину. — Пусть лучше она будет у тебя.

Стоило пальцам Дьюранда коснуться материи, как он понял, что скальд протягивает ему вуаль Властительницы Гесперанда.

Дьюранд раскрыл было рот, но на его плечи опустилась рука Берхарда. Рядом с одноглазым рыцарем высился Оуэн. За их спинами что-то бубнил Бейден, поминавший Дьюранда недобрым словом. Вскоре к ним подошел Ламорик в сопровождении Конзара.

Из замка показалась группа людей, среди которых Дьюранд узнал сенешаля Бидэна. Они остановились возле Радомора и чернецов и заговорили, но о чем — слышно не было.

— Отряд одет в цвета Ирлака, — заметил Берхард.

— Раз Радомор жив, значит теперь он — герцог Ирлакский, — тихо произнес Ламорик. — Отцеубийца. Поверить не могу. Он здесь, чтобы захватить престол.

— Он будет сражаться вместе с бароном Хиркенвальдом, — добавил Конзар. — Поэтому его назначат маршалом Южного войска.

Радомор ждал начала турнира в южной части обширного внутреннего двора крепости. Возле него вот уже несколько часов стоял, преклонив колена, то ли новый капитан, то ли телохранитель.

Стараясь не выпускать герцога Ирлакского из вида, Дьюранд отнес копья, кольчугу и прочее снаряжение в северную часть двора. Туда же он отвел гнедого коня, доставшегося ему от Керлака. Воин проверил обмотку рукояти клинка и сбрую, посмотрел, надежно ли держат лямки щита. Все это время он то и дело посматривал на противоположную сторону поля.

Наступил день решающей битвы.

Мало-помалу двор стал заполняться рыцарями и оруженосцами, над головами которых, протяжно крича, кружили чайки.

Дьюранд внимательно всматривался в каждого рыцаря, стараясь угадать сильных противников. Время от времени возле него останавливался то один, то другой рыцарь из Монервея, окидывая Дьюранда изумленным взглядом. Воин не обращал на них внимания, ему было нечего им сказать. Когда Дьюранд почти закончил проверку снаряжения, мимо него прошагали три герольда, державшие в руках молотки и колья. Берхард вместе с несколькими рыцарями тянули шеи — считалось, что по сорту дерева, из которого вырезаны колья, можно попытаться предсказать исход турнира.

— Кол, что вобьют на севере, кажись, ореховый, — пробормотал Берхард.

Все знали, трон Эрреста вырезан из сундука, в котором юных принцев отправили прочь по волнам, а тот сундук был как раз из орехового дерева.

— С нами король, — осторожно молвил Эйгрин.

— Думаю, все потому, что мы к северу от Эльдинора, — предположил Берхард. Герольд взмахнул молотом, чтобы вбить в землю кол, отмечавший северо-восточный край ристалища. Кол вошел в землю с трех ударов.

— Он его не расколол? — с тревогой спросил Берхард.

— Кажется, нет. Мы сражаемся в Северном войске. Небеса будут благосклонны к нам, — заключил Эйгрин. Рыцарь, казалось, произносил заранее вызубренные слова.

Дьюранд еще раз проверил доспехи. Герольды, держа в руках колья, направились к другому краю ристалища.

— Теперь — восток? — спросил Эйгрин.

Дьюранд обратил внимание на то, с какой осторожностью рыцарь подбирает слова.

— Боярышник, — удовлетворенно кивнул Берхард. — Против сил зла. Говорят, он приносит удачу.

— Славно.

Дьюранд затянул пряжки на поножах, внимательно следя за друзьями, считающими количество ударов. На этот раз, чтобы вогнать кол в землю, молот опустился целых пять раз. Рыцари сощурились.

— Юг? — прошептал Эйгрин.

— Бузина, — раздалось в ответ.

Эйгрин кивнул. Теперь Дьюранд, подняв взгляд, вместе с остальными смотрел, как герольды, важно ступая, подошли к вскинувшимся чернецам и Радомору.

— Бузина — символ зла, — прошептал Берхард.