Дьюранд знал, что собравшаяся вокруг толпа внимательно на него смотрит. Те, что стояли подальше, — хохотали, те, что поближе, — хмурились и молчали.

Бейден оттолкнул державших его воинов и одернул накидку, скрывавшую кольчугу:

— "Красный Рыцарь покраснеет от стыда", — пробормотал он. — Так все будут твердить аж до следующей Ночи Странника.

— Довольно, Бейден, — прорычал Конзар. Каждый, кто увидел ледяной взгляд капитана, понял, что выяснение отношений придется отложить до лучших времен. Сгрудившиеся вокруг люди все еще смотрели на рыцарей, и Бейден замолчал.

— Ну что ж, — произнес Берхард. — Кому-нибудь удалось подобраться к зеленым достаточно близко, чтобы услышать, о чем они там разговаривают? Мне кажется, Радомор нанял немало южан.

— Я слыхал, как один из них выругался, — кивнул Оуэн. — Думаю это манкирийский говор. Знаете, как звучит их язык — все одно, что брехня собачья. А доспехи почему-то на себя надели северные.

— Плевать, где Радомор их нанял, — проворчал Бейден. — Какие они к чертям воины, если позволили на себя напялить цвета Ирлака? Я много кому служил, но ни одному лорду не позволял и никогда не позволю нацепить на меня его герб. Я вам не лошадь. А их, — Бейден кивнул на противоположный край поля, — надо проучить. Крепко проучить!

— Не думаю, что герцог Ирлакский явился на ристалище просто, чтобы поразвлечься, — покачал головой Оуэн.

На мгновение воцарилось молчание. Дьюранд даже не обратил внимания на текущую по лицу кровь.

— Может быть, Радомор прознал об одной из баек, которые слышал Дьюранд, — мрачно усмехнулся Бейден. — Вот он сюда и приехал, чтобы отучить нас распускать язык. Возможно, для него это всего-навсего игра.

— Вряд ли это игра, — покачал головой Эйгрин.

— Монах, тебе повсюду мерещатся призраки. Если бы ему была нужна победа, он бы не стал стоять на месте, — Бейден ткнул пальцем в Дьюранда. — Он напрасно притащил нас обратно. Мы стали для всех посмешищем. Толпа дураков.

— Радомор здесь, — ответил Конзар. — Он взял титул отца. Возможно, убил его. Это не шутки и не игра. — Капитан посмотрел на противоположный край поля, где Радомор возвышался в седле над Южной армией, словно леопард посреди стайки голубей. — Поглядите на него. Подумайте о том, что он сотворил. Его отец мертв. Жена мертва. Он тщательно продумывает каждый свой ход, ведь король может лишить его титула.

За весь день Дьюранд так и не получил ни одного серьезного ранения, и вдруг мелькнула какая-то тень и он ослеп. Единственное, что ему оставалось — уехать с ристалища.

— Древко копья, — произнес Гутред, когда Дьюранд, ловя ртом воздух, соскочил с коня. Боль была такая, словно ему всадили стрелу между глаз, хотя он и понимал, что ему всего-навсего сломали нос.

— Сейчас принесут тысячелистник, молоток и пару щипчиков.

— Обойдется, — попытался возразить Дьюранд.

— Садись, тебе говорят. Откинь голову. Мне нужно вправить тебе кости. Не дергайся. И сними с себя шлем. Мне еще надо позаботится о Берхарде с Бейденом.

Дьюранд потянул голову вверх и обнаружил, что удар сдвинул шлем почти на затылок, разорвав крепежные завязки. За прошедшие после полудня часы и без того невысокий накал схватки ослаб, и все больше и больше рыцарей предпочитали жаркой схватке отдых за пределами ристалища. На противоположном конце поля Радомор со своим отрядом отошел в задние ряды, оказавшись за пределами досягаемости.

Дьюранд хотел поскорее остановить кровотечение и снова надеть шлем. Если ему под силу дышать, значит, он может и сражаться. Он попытался распутать завязки на шлеме.

Солнце сверкнуло на доспехах, и кто-то прямо перед ним спрыгнул с коня. Дьюранд, заморгав слезящимися глазами, разглядел залитое потом лицо капитана.

— Где Гутред? — бросил Конзар.

— Из боя вышли Бейден с Берхардом и он…

Капитан схватил Дьюранда за грудки.

— Найди их и марш на ристалище.

— Что вы хотите…

Конзар ткнул рукой в противоположный край поля. Воины в зеленом надевали на себя кольчуги, водружали на головы шлемы.

— Передай, что Радомор выводит на поле своих ублюдков.

Конзар отпустил Дьюранда и прыгнул в седло:

— На ристалище! Радомор сейчас возьмется за Морина!

Дьюранд вскочил на ноги. Капитан был прав. Не успел Дьюранд отыскать хотя бы одного знакомого рыцаря, как отряд герцога Ирлакского с Радомором во главе рванулся на поле. К этому моменту хаос общей схватки уже улегся, все рыцари выбрали себе противников. Отряд Морина был разбросан по всему ристалищу, рыцари скрещивали мечи в десятках поединков.

Оказавшись в одиночестве, наследник Монервея дернул поводья, разворачивая лошадь. Конзар, понимая, что не успеет, все равно несся через все ристалище на помощь. Однако совсем недалеко от маршала Северной армии оказался Эйгрин, который, следуя примеру Морина, развернул коня. Дьюранд вскочил на гнедого жеребца. Конзар гнал лошадь наперерез ирлакскому отряду.

Эйгрин уже поравнялся с лордом Монервейским.

— К Морину! — закричал что есть мочи Дьюранд и, кинув взгляд через плечо, обнаружил, что позади него мчатся Оуэн и Берхард.

Решение созрело в голове Эйгрина в один момент. Одетый в желтое рыцарь вогнал шпоры в бока боевого коня и полетел вперед, словно золотая стрела, выпущенная из гигантского лука. В три прыжка он оказался у отряда Радомора. Эйгрин перехватил копье, нацелив его на герцога Ирлакского. Чтобы спасти господина, один из рыцарей — телохранитель Радомора — дернул поводья лошади в отчаянной попытке принять удар на себя. Все три воина столкнулись, желтое смешалось с зеленым. Большая часть всадников брызнули в стороны, но некоторые, промедлив лишь мгновение, влетели прямо в гущу свалки.

Группа рыцарей во главе с Конзаром стеной обступила сэра Морина. К ним на помощь скакал Ламорик, расшвыривая воинов, сошедшихся в поединке у него на пути.

Пошатываясь, телохранитель Радомора встал и, наклонившись, поднял с земли герцога Ирлакского.

Дьюранд был одним из первых, кто оказался возле бьющихся на земле лошадей. Поначалу никто не мог разглядеть Эйгрина, но наконец Дьюранд увидел блеснувшую кольчугу и втоптанную в грязь изорванную желтую попону. Лошадь дико ржала и молотила копытами, всем своим весом наваливаясь на Эйгрина. Впрочем, всем было ясно, что рыцарю было уже нельзя помочь. Эйгрин лежал ничком, голова, укрытая шлемом, — вдавлена в землю.

К Дьюранду присоединилась уже половина рыцарей из Северного войска. Гутред резко повернулся к оруженосцам:

— Арбалет! — прорычал он, а когда никто из них не двинулся с места, рявкнул. — Живо!

Когда кто-то наконец сунул в руки Гутреда огромный, как якорь, арбалет, старый оруженосец, не медля, вскинул его и всадил болт в голову лошади. Так он проделал еще два раза. Когда он натягивал тетиву и стрелял, его лицо ничего не выражало, Гутред действовал механически — чувств в нем было не больше, чем во вращающемся мельничном колесе. Короткие арбалетные стрелы торчали из голов лошадей, словно гнилые залитые кровью зубы.