Второй день начался с обильного завтрака: большой дозы кофеина и сахара. Невеста генерала Тиктака должна быть здорова телом и душой. Шутки в сторону! Сегодня он опробует различные яды и лекарства в небольших количествах и посмотрит, как они действуют, прежде чем увеличить дозу. Тиктак впрыскивал Рале по чуть-чуть мышьяка, белладонны или настойки мухомора, после чего каждый раз старательно очищал кровь. Он лишь хотел понаблюдать за реакцией организма на эти вещества, поэтому никаких более серьезных последствий, чем легкая тошнота и небольшие галлюцинации, не было. И Рала оправдала ожидания Тиктака: другие испытуемые непременно впадали в панику, а сердце Ралы билось ровно, дыхание не сбивалось, и термометр смерти уверенно показывал «сто». Наконец, введя изрядную дозу экстракта мелиссы, генерал погрузил Ралу в глубокий сон.

Третий день также начался с бодрящих настоек и ударных доз сахара. Тут Рале стало плохо. Неизвестно, что именно так подействовало, но вольпертингерша почувствовала кисловатый привкус в пасти, язык распух, в глазах жгло, а горло болело, как при простуде. Тиктак вылечил ее в мгновение ока, введя концентрированный травяной отвар и специальное алхимическое зелье.

В тот день Тиктак повторил операцию несколько раз. Рала то заболевала, то выздоравливала. Тошнота, головокружение, головная боль, жар, удушье — симптомы исчезали так же быстро, как и появлялись. У генерала имелось средство, в считаные минуты устранявшее любое искусственно вызванное недомогание. Достаточно открыть кран, повернуть колесико, отрегулировать вентиль, и страдания Ралы прекратятся.

Тиктак понемногу привыкал к новому инструменту. Пределов возможностей Ралы он пока не знал, но уже понял, что можно делать сейчас, а с чем лучше повременить. Так же и в любви: нащупываешь пределы возможностей любимого и учишься их не переступать.

Тиктак снова взглянул на термометр смерти. Стрелка указывала на «девяносто девять». Процедуры совсем немного ослабили жертву. Генерал погрузил Ралу в сон, на сей раз смесью валерианы и отвара мелиссы. В тот вечер генерал еще долго стоял у медной девы, глядя на нее с нежностью.

Рала довольно много времени провела в медной деве, но не могла бы сказать наверняка, сколько длилось ее заключение. День? Два? Три? Неделю? Одно знала твердо: за это время она изучила свое тело, как никогда прежде.

Придя в себя после похищения, Рала впала в отчаяние. Никогда еще не попадала она в столь безвыходное положение. Отчаяние сменялось яростью, но страху Рала сопротивлялась изо всех сил. Если страх парализует мысли, она погибла. Пошевелиться Рала не могла, и единственное, что ей оставалось, — это думать. Она отвергала страх, как прежде отвергала смерть.

Да и что особенного в том, что приходится терпеть? Рала смирилась с абсолютной беспомощностью своего положения, и все остальное стало неважно. Ее тошнило, знобило, бросало в жар, кружилась голова, накатывала то тревога, то усталость, но все это — знакомые ощущения, они исчезали так же быстро, как появлялись. Куда неприятнее были странные, непонятные образы, проходившие перед внутренним взором, звучавшие в ушах таинственные голоса и ощущение, будто по телу ползают жуки. Но и эти галлюцинации длились недолго. На время Рале показалось, будто в нее вселился кто-то другой, однако вскоре это странное ощущение сменилось умиротворением и усталостью, и Рала уснула.

Рала поняла: есть кто-то, кто причиняет ей все эти страдания, неясно лишь, зачем ему это нужно. Все эти дни ей представлялось, будто она беспрестанно двигается, хотя не могла даже пошевелиться. Только теперь она осознала, как много у нее энергии, даже во сне. Почувствовала, как течет по венам кровь, как стучит сердце. Жизнь кипела в ее теле, словно в большом городе. А теперь, когда враг у ворот, забурлила еще сильнее. Нет, ей нельзя поддаваться страху и отчаянию, как и жителям любого осажденного города, когда те готовятся к обороне.

ПЕРВАЯ БИТВА УРСА

На арену Театра красивой смерти Урс входил с готовностью умереть. Умереть без боя: обороняться по-настоящему он и не думал. Меч собирался бросить к ногам противника.

Урс провел в театре уже несколько дней, прикованный цепью, как и другие пленники. Он до сих пор не знал, как вольпертингеры очутились в этом ужасном мире и что на уме у местных жителей, однако видел довольно гнусностей и понял, что выхода нет.

Отсюда не убежишь. На арену вольпертингеров выводят под конвоем вооруженных до зубов солдат, да вдобавок целый отряд медных болванов держит наготове арбалеты. На помощь извне нечего и надеяться, остается лишь покориться системе, став бойцом театра. Пока против вольпертингеров выступали всевозможные головорезы из местных, но Урс понимал: рано или поздно их заставят поднять оружие друг на друга. Это станет началом конца его рода, пережить подобное невозможно. Урс желал умереть, прежде чем один вольпертингер убьет другого.

До сих пор вольпертингеры не проиграли ни одного боя. Против них выпускали одного или сразу нескольких противников, диких зверей или матерых убийц — ни один вольпертингер не пал в сражении, кроме Орнта ла Окро, так подло убитого.

Задал тон поединок Ушана Делукки, затем Биала Бухтинг одержал головокружительную победу над двумя братьями-воинами. Олек Дюнн с одной лишь пращой одолел целый отряд. Ни один вольпертингер даже не был серьезно ранен. Но Урс решил твердо. Он никогда никого не убивал и не станет. Настал день, когда Урс покинет этот кошмарный мир и сделает это красиво, демонстративно отказавшись от оружия.

Под конвоем небольшого отряда солдат и медных болванов Урс вышел из камеры на арену. Уже там вольпертингерам позволялось выбрать оружие, лежавшее на столе. Урс не глядя схватил короткий меч и вышел на поле битвы.

Раздались жидкие аплодисменты. Публика теперь относилась к вольпертингерам с уважением, но без особого восторга. Соперником Урса оказался огромный мускулистый дикий свинот, целиком заросший жесткой черной шерстью. Грива, заплетенная в косички, пестрела множеством цветных бусин, мелких костей и зубов. В носу у него висело огромное золотое кольцо, а на поясе болталась дюжина мечей в кожаных ножнах.

— Как тебя звать? — спросил Урс, подходя к противнику. Не то чтобы его так уж интересовало имя этого громилы. Но нужно же сказать перед смертью: «Убей меня, такой-то и такой-то!» Без имени соперника тут не обойтись.

Эвел Многолапый

— Тебя это не касается, молокосос, но я скажу, ведь это последнее, что ты в жизни услышишь. Меня зовут Эвел. Эвел Многолапый.

Урс вцепился в рукоятку меча. Эвел? Тот самый Эвел, что убил его приемного отца Корама Марока?

— Ты Эвел Многолапый?

Громила кивнул.

— Помнишь Корама Марока? — продолжал Урс.

— Что за допрос?

— Имя Корам Марок тебе ни о чем не говорит?

— Нет. Не говорит.