– Ненавижу пистолеты! – хрипло сказала она.

Ее блузка порвалась, и под ней теперь виднелось что-то темное и плотное. Бронежилет!

– Николь, – произнес Льюис. – Послушай меня, Николь…

Но она спустила курок и отстрелила ему часть черепа. Он повалился навзничь на пол, покрытый теперь отвратительной смесью крови, осколков кости и ошметков мозга.

Говард приложил ладонь ко рту, словно его вот-вот вырвет. Но затем вдруг повернулся, откинул занавеску и бросился наутек. Николь, прихрамывая, последовала за ним. Откуда-то издалека донеслось завывание сирен. Мне же удалось наконец высвободить сначала левую руку, затем правую, и я поспешно стал разматывать ленту на поясе, удерживавшую меня на стуле.

Звук сирен становился все громче. Но еще более отчетливо я услышал, как в боковом проулке с визгом тормозов остановилась машина. Раздался женский крик:

– Томас, стой!

Я сумел встать со стула, но сразу упал на пол, разбрасывая вокруг себя игрушки. Мне нужно было добраться до Льюиса. Точнее – до его трупа. Я заметил, что за поясом его джинсов торчал еще пистолет. Похоже, он принадлежал раньше Моррису.

Из основного зала магазина два раза подряд донеслись уже знакомые уху приглушенные выстрелы, и еще одно тело рухнуло на пол.

Снаружи раздались возгласы:

– Рэй!

– Томас, не надо!

Это была Джули.

Я стоял на коленях и уже дотянулся до рукоятки пистолета, вцепившись в нее пальцами, когда полог буквально взлетел вверх. Я обернулся и поднял голову, но лишь для того, чтобы успеть увидеть, как ботинок Николь врезается мне в челюсть. Удар был нанесен умело и с большой силой.

У меня перед глазами все поплыло, а тело, как из катапульты, отбросило назад. Инстинктивно я успел подставить руки, чтобы смягчить падение, но оно оказалось весьма болезненным. Что-то острое царапнуло мне спину и откатилось в сторону. Игрушечный жестяной самосвал. Одновременно моя правая рука оказалась среди других упавших с полок игрушек. Полуослепший от удара, я не мог видеть, что там, но, судя по ощущениям, под руку мне попало нечто изготовленное из металла и пластмассы.

Николь навела на меня пистолет. Но она не успела нажать на спусковой крючок, когда из короткого бокового коридора, где находился черный ход, раздался громкий стук. Кто-то распахнул дверь.

– Я привел помощь! – крикнул Томас. – Я привел Джули!

– Остановись! – Голос Джули звучал так, будто она находилась в нескольких футах за спиной брата.

Николь посмотрела в ту сторону и нацелила туда пистолет. Стоило Томасу войти, и он нарвался бы на пулю. Я успел бросить взгляд на свою правую руку, которая буквально уперлась в синее пластиковое оперение дротика для игры в дартс длиной примерно в фут и с острым стальным наконечником. Оставалось только пожалеть, что это не копье. В те доли секунды, что оставались до появления Томаса на пороге, я успел лишь подумать: это как кататься на велосипеде – невозможно разучиться!

И несмотря на боль, пульсировавшую у меня в виске, в подбородке и в спине, я сделал все молниеносно. Схватил дротик, занес его за спину и изо всех сил метнул.

– Рэй!

В комнату вбежал Томас. Острие дротика впилось Николь в шею. Она открыла рот, но крик, казалось, застрял в глотке. В правой руке у нее оставался пистолет, а левая взлетела вверх, ухватилась за дротик и выдернула его…

Так случается, когда срывает водопроводный кран.

Кровь хлынула потоком, ее брызги разлетались вокруг.

Николь выронила дротик и прижала ладонь к ране. Потом и пистолет выпал, когда она повалилась и упала бы, не попадись ей на пути бюро. Николь закашлялась, исторгая теперь кровь и изо рта. Упершись руками в бюро, она ухитрилась остаться на ногах, но всего лишь несколько секунд. Затем распласталась на полу под оглушительные звуки сирен.

В комнату ворвалась Джули, но встала как вкопанная при виде кровавой сцены, разыгравшейся здесь. Она остановилась так резко, что ее чуть не сбил с ног следовавший по пятам спасатель из пожарной бригады.

– Рэй! – воскликнула она. – Ты жив?

Томас уже помогал мне подняться.

– Смотри, кого я нашел, – повторял он. – Я привел Джули. Я вернулся.

В следующие двадцать четыре часа Томас, я и Джули только и делали, что отвечали на многочисленные вопросы представителей различных ведомств. Нас опросили всех вместе и порознь офицеры полиции города Нью-Йорка, полиция штата, ФБР, даже портовая таможенная служба. Позже мне сказали, что среди них был сотрудник управления национальной безопасности, но всего желающих порыться у нас в мозгах оказалось так много, что я не смог даже определить, который из них представлял УНБ.

Когда нас ненадолго оставили одних, Томас высказал озабоченность, что из ЦРУ так никто и не появился.

– Я надеялся, что их обеспокоит мое состояние, – прошептал он.

Его самолюбие было явно уязвлено.

Несколько часов допросов оказались полезными только с одной точки зрения – нас, в свою очередь, информировали о том, чего мы не знали. Белые пятна на общей картине быстро заполнились во многом благодаря спасателям и врачам «скорой помощи», которые прибыли вовремя, чтобы не дать умереть Говарду Таллиману и Моррису Янгеру, истекавшим кровью на полу в торговом зале магазина.

Впрочем, состояние Таллимана признали критическим, и толку от него оказалось мало, зато Моррис с простреленным легким, чье ранение тоже было весьма серьезным, успел сообщить детективам обо всем, что знал. Поскольку дышать он мог только с помощью аппарата принудительной вентиляции, то скорость его ответов зависела от быстроты, с какой он мог набирать текст на компьютере, принесенном в больничное отделение интенсивной терапии.

Многие детали этого дела стали известны нам с Томасом еще в процессе похищения. Попытка шантажа со стороны Фитч (хотя мы так и не поняли, что она знала, а о чем лгала), которая привела к решению ликвидировать ее. Убийство Бриджит Янгер, совершенное по ошибке. Расправа Николь над супружеской парой в Чикаго, которая была частью плана по устранению компрометирующего изображения в Интернете. Это в общих чертах мы узнали сами.

Льюис Блокер был, разумеется, мертв. Не удалось медикам спасти и Николь. Как выяснилось, это не было ее настоящим именем. И мы слышали разговоры, что в прошлой жизни она занималась большим спортом и чуть ли не выступала на Олимпийских играх – это объясняло силу нанесенного мне удара, – однако полиции многое оставалось неясным.

Ее убийство отозвалось во мне тяжелым чувством. Я понимал, что у меня не было выбора, но не испытывал в этой связи никакой радости, напротив, с тревогой предвидел, что она еще долго будет являться мне в кошмарных снах.

Но пока я подвел под этим черту: лучше было погибнуть ей, чем мне. Или Томасу.