из возникшей критической ситуации, оно немедленно возводится в ранг теории, даже если сам автор на это не претендует (Дж. Кейнс, например). Получается, что страшен не мыслитель, а его бездарные последователи, которые, нежась всю жизнь в лучах славы «учителя», догматизируя его творческое наследие, замораживают само течение мысли.

Страшны и некоторые полуграмотные политиканы, ищущие готовых рецептов развития, панацей от всех болезней. Освоив десяток книг, они насильно запихивают их содержание в свои программы, перемешивая идеи, и смело хватаются за власть. Люди они по-своему честные, ибо в силу своей полуграмотности сами верят в то, что говорят народу.

Между тем перед нами простирается поле истории человечества как объективный отчет о результатах бесчисленных его социальных экспериментов, которые мы вольны использовать или нет. Только не надо и здесь искать целиком готовых решений, ибо, как говорили древние, времена меняются и мы меняемся вместе с ними. В анализе опыта прошлого надо использовать метод аналогий с проекцией на условия современности. Это как одежда массового производства. Она качественней по техническим стандартам и дешевле, но всегда требует пусть маленькой, но индивидуальной подгонки.

Приведем пример для иллюстрации изложенного выше материала. Подкупив венецианских мастеров, французы в Средние века наладили свое производство зеркал. При проекции и небольшой корректировке ситуация вполне сравнима с закупкой японцами американских технологий производства синтетических волокон.

И та, и другая сделки во многом определили лицо национальной промышленности, а вот условия их заключения надо рассматривать с позиции исторических особенностей. Но мотивы, двигавшие людьми, были одинаковыми.

Последнее постоянно дает иллюзию универсальности экономических процессов, вызывает естественное желание подстричь всех под одну гребенку. Отсюда и выдвинутый на переломе развития экономики России лозунг об универсальности действия экономических законов как точки естественного отсчета реформ, вошедший, например, в неосуществленную программу «500 дней». По нашему мнению, ее авторам здорово повезло, что она не реализовывалась как единый комплекс мер, хотя многие ее составляющие уже нашли свое применение в нашей печальной практике экономических реформ. Стоит ли теперь с усердием, достойным лучшего применения, поднимать на щит этот пообтрепавшийся манускрипт? Пусть скелет останется в шкафу.

Действие объективных экономических законов и в самом деле универсально, подобно законам природы, которая входит в единую систему планеты. А вот составляющие действия этих законов очень разнятся в зависимости от природно-климатических, географических, исторических и, как результат, национальных особенностей и условий развития. Уместно привести пример из физики, в курсе которой мы все в средней школе изучали законы идеальных газов. Они тоже объективны и универсальны, но сами-то идеальные газы в природе не встречаются, по крайней мере пока. Поэтому для практических расчетов мы вынуждены использовать таблицу поправочных коэффициентов, учитывающих особенности газов реальных, для составления которой эти газы пришлось предварительно изучить.

Общественные деятели, предлагающие опробовать в наших условиях то «французскую модель», то уж совсем какой-то «тропическо-аргентинский» опыт развития, напоминают слепцов с полотна великого Питера Пауля Брейгеля-старшего, дружно шагающих в пропасть. Невольно думается, кто следующий поводырь? Или – а мы-то тут причем?!

Отцы-основатели экономической науки (Аристотель, Петти, Кенэ, Смит, Маркс) не случайно сформировались как мыслители либо в самом широком спектре познания, либо в рамках естественных наук. Они a priori воспринимали мир как единую систему. Созданное им было, есть и всегда будет предметом пристального изучения и переосмысления хотя бы с позиции подхода к анализу общества как материала для исследования. А вот их выводы о законах общественного развития, механизме хозяйственных процессов, социальной структуре и т. д. часто противоречат друг другу.

Оно и понятно: меняются времена, меняется само общество как объект для изучения. Аристотель, например, логически вплотную подойдя к трудовой теории стоимости, остановился. Понятно, ведь еще столетия после его смерти рабы – тогда основной носитель трудового фактора производства – воспринимались свободными членами общества как «говорящее орудие».

Как Адам Смит или Давид Рикардо могли дать анализ кризисам перепроизводства, когда на их веку их просто не было? Все это дало основание великому Бернарду Шоу, который сам по молодости грешил увлечением социальными теориями, горько упрекнуть нас: «Политэкономия – наука, вершащая судьбы цивилизации, занимается только объяснением прошлого». Ну, что же, по крайней мере есть возможность избежать повторения ошибок.

Социальное прогнозирование в форме канонизации теории – вещь очень опасная, в чем мы убедились на собственном горьком опыте.

Сами по себе различия в выводах наших великих предшественников объективно подталкивают нас к пониманию необходимости учета при анализе конкретных ситуаций особенностей их формирования. Это крайне важно и при моделировании социально-экономических процессов на перспективу. Профессор Е. С. Вентцель пишет в своем классическом учебнике «Исследование операций»: «Во всем широком круге задач исследования операций настораживает один и тот же прием – перенос произвола из одной инстанции в другую. Исследователю не нравится произвол в выборе решения. Он постулирует задачу, целевую функцию, а дальше все идет в соответствии с законами математической науки, т. е. точно решаются задачи, произвольно поставленные». Не исключено, что это откровение пришло ей не как математику, а как писателю, ведь мы ее знаем и как И. Грекову (ай да математический псевдоним!), автора прекрасных книг «Кафедра» и «Хозяйка гостиницы».

Моделируя социальные системы (а что иное, как не социальная модель, скажем, политическая программа?), мы часто для удобства отбрасываем целый ряд факторов, которые на практике оказываются важнейшими, системообразующими. Вот и «получается, как всегда»!

Поэтому, оценивая мировой опыт развития, надо стараться вычленять для безусловного внесения в теоретическую «базу данных» те немногие элементы и процессы, которые носят действительно универсальный характер. Оценивая же исторические, национальные особенности, еще и еще раз надо возвращаться к их объективным истокам, причинам формирования. Попытки получить правдивые портреты наших современников, например как субъектов экономики, без призмы традиций и духовности – напрасный труд.

В первых главах книги мы достаточно подробно рассмотрели опыт развития тех стран, которые пока достаточно устойчиво занимают лидирующие положения в мире как по объемам производства, так и по материальному уровню жизни населения. Причем последнее не в силу природных ресурсов, особенно благоприятных для современного этапа развития, а благодаря тому же уровню производства. Исторические отличия динамики их хозяйств бросаются в глаза, поэтому приведем только самые очевидные примеры.

Начнем с Западной Европы. Англия стала в мире первой страной развитого капитализма, чему есть ряд исторических предпосылок. Формирование английского государства происходило в период достаточной зрелости феодализма, поэтому ему удалось избежать затяжной раздробленности, а с ней и внутренних вооруженных противостояний, таможенных барьеров, автономной чеканки денег, мешающих образованию единого рынка.

Ей первой удалось выбраться из плена фиксированной феодальной ренты, которая на континенте долго тормозила развитие и сельского