Судя по всему, Жак не случайно погиб в автокатастрофе именно в мае, уж не существовало ли какой-то связи между его гибелью и вторжением 10 мая немецкой армии в Нидерланды? Нетрудно было представить, как страдал Жак, будучи пацифистом и человеком исключительно совестливым, какими мучительными были для него эти десять месяцев, начиная с 3 сентября предыдущего года, когда Франция объявила войну Германии… И что же это была за автокатастрофа, о которой никто не смог рассказать ничего определенного?

Занятый этими мыслями, я никак не мог сосредоточиться на работе. На следующий день, подхлестывая себя словами: «Смотри, дождешься, что Бог-Родитель рассердится…», я сел за письменный стол, но не смог написать и трех строк. После обеда я решил принять сеанс погружения в природу и полежать под деревьями в саду, чтобы избавиться от мыслей о смерти Жака. В конце концов мне удалось достичь состояния полной отрешенности, и вдруг — не помню, сколько прошло времени, — я услышал голос Жака:

— О, Кодзиро! Я должен еще раз поговорить с тобой. Знаю, ты уже получил письмо от Мориса, так что тебе больше не надо разыскивать меня, одной заботой меньше. Теперь я за тебя спокоен. Побыстрее приступай к своей новой работе. Бог просит тебя поторопиться…

Я знаю, о чем ты хочешь меня спросить. Но даже если ты и узнаешь всю правду, что толку? Единственное, что я могу сказать совершенно определенно, — нет ничего нелепее и страшнее войны. Довольно, если ты еще раз в этом убедился…

Недавно я понял, что встреча с тобой была самым большим счастьем в моей земной жизни. В результате своих скромных исследований в области естественных наук я пришел к выводу, что единственным Богом является Сила Великой Природы, которая приводит в движение Вселенную, и этим своим выводом поделился с тобой, помнишь? Однако тебе понадобилось полвека для того, чтобы ценой жестоких страданий признать в конце концов существование Великого Бога-Родителя. Одновременно ты вспомнил обо мне, и тебе впервые открылось, что твой Великий Бог-Родитель и есть тот единый Бог, Сила Великой Природы, о котором говорил тебе я. В результате ты хотя и против своей воли, но все же повиновался указаниям этого Бога и принялся за работу… Знаешь, Бог-Родитель доволен твоей первой книгой — «Улыбка Бога»…

Бог, в равной степени любя все человечество, с прошлого года — ибо настал намеченный срок — приступил к Спасению Мира, и первым его шагом на этом пути стала Великая Уборка. Без нее человечеству угрожает опасность вымирания, наш земной шар превратится в мертвую планету. Ты должен это понять. В деле Спасения Мира Богу, помимо твоей живосущей Родительницы, станет всеми силами помогать и воскресший Иисус Христос, тот самый Иисус Христос, которому Морис и прочие молились в нашем храме у Скалы Чудес. Ты понял это? Мы с тобой, как ни малы наши возможности, тоже помогаем Богу, я — на Небесах, ты — на Земле.

Многие люди превозносили меня, называя гением, и невольно по молодости лет я много возомнил о себе, сделался заносчивым и высокомерным, хотя всегда считал, что занимаюсь наукой просто из любви к ней. А ты проявлял похвальное смирение. Теперь я все это осознал.

Ах, почему я не следовал твоему примеру! Высокомерие всегда ужасно, даже если оно невольное. Будь я так же скромен, как ты, я бы и теперь занимался своей любимой наукой там, на Земле! И сделал бы все для того, чтобы человечество не использовало так нелепо, для военных нужд, знания, обретенные в результате успешного освоения космоса! Ибо нет ничего ненавистнее войны для великого Бога, любящего все живое на земле — и людей и животных…

О мой друг! Бог торопит тебя, желая, чтобы ты завершил свою работу как можно быстрее. Ибо Он хочет, чтобы люди поскорее узнали о Его любви к ним. Понимаешь? Ведь и ты и я — мы оба — Его сподручные, и мы готовы в меру сил своих, пусть даже ничтожно малых, помогать Ему в деле Спасения Мира. С этой точки зрения нас с тобой связывают теперь узы куда более крепкие, чем когда-то в Отвиле, узы любви и общего предназначения. Верь в это! Обрети душевный покой и постарайся выполнить свое предназначение. Ты понял меня, Кодзиро?

Я лежал в шезлонге, не в силах пошевельнуться. Голос Жака, с его специфическим французским выговором, наполнил все мое существо, и даже после того, как он замолк, отдельные слова снова и снова звучали в душе, в груди моей потеплело, и слезы подступили к глазам, но это не были слезы печали. Я был охвачен поистине невероятным волнением.

В ту ночь мне приснился какой-то нелепый сон. Будто бы я вдруг обнаружил, где скрывается Жак. Маленький сельский домишко, в котором не было никого, кроме экономки-голландки. Она приготовила мне ванну, мол, японцы любят купаться. Жак предупредил меня, чтобы я не сливал воду, в стране постоянная нехватка воды, после меня и он в кои-то веки примет ванну. В окне ванной комнаты виднелась далекая мельница. Медленно, испытывая необыкновенное блаженство, я погрузился в теплую воду и вдруг вздрогнул от страха — где-то совсем рядом прогремел оглушительный выстрел. Перепуганный, наспех накинув на плечи полотенце, я открыл дверь. В соседней комнате на полу весь в крови лежал Жак.

В следующий миг пуля, влетевшая с улицы, впилась мне в бедро, и я тоже упал. Я умру, если буду так лежать, подумал я и попытался встать, но тело не слушалось меня. В ужасных мучениях корчился я на полу, но тут наконец проснулся и почувствовал резкую боль в пояснице…

В то утро я никак не мог подняться с постели и только перед самым завтраком с трудом дополз до столовой. Дочь ахнула, увидев меня.

— Здесь, в горах, уже ощущается осень, — сказала она, — вчера вечером сильно похолодало, вот у тебя и разыгрался радикулит.

Но я-то был уверен, что это Бог наказал меня, видя, что, предавшись скорби по Жаку, я совсем забросил работу. Тем не менее я не стал садиться за стол, а решил отправиться к источнику под холмом, чтобы перед возвращением в Токио как следует прогреть поясницу. Дочь довезла меня на машине до горячих источников Хосино, а до купальни я добрался сам, опираясь на палку, вид у меня при этом был довольно плачевный. Опустившись в горячую воду, я тут же вспомнил о предостережении, полученном от доктора Утимуры.

Профессор Утимура был сыном знаменитого Кандзо Утимуры[56]и моим однокурсником по Первому лицею. Будучи прекрасным бейсболистом (питчером), он каждый год обеспечивал своей команде победу в соревнованиях с командами университетов Васэда и Кэйо, благодаря ему бейсбольная команда Первого лицея переживала золотые времена. Поступив в университет, он выбрал медицинский факультет и сделался знаменитым врачом. Последние пять лет, с тех пор как я стал проводить лето в Каруидзаве, мы с ним время от времени встречались на горячих источниках — его дача была неподалеку — и, нагишом сидя в воде, дружески беседовали. И вот несколько лет назад в конце августа он сказал мне, что вообще-то горячие ванны, конечно, хороши, но нам, старикам, нельзя подолгу сидеть в воде, это может даже привести к летальному исходу, и посоветовал мне оставаться в ванне только до первого пота. Сам-то он не просидел в воде и пятнадцати минут, но, несмотря на это, вернувшись в начале сентября в Токио, неожиданно скончался.