Дело в том, что вот уже несколько месяцев Ё. мучился с плектром, ему казалось, что он уперся в стену и не в состоянии двигаться дальше. Объяснения Родительницы поразили его до глубины души, вернувшись домой, он сразу же взял сямисэн и стал снова и снова повторять показанные ему приемы. Вскоре стена перед ним рухнула, струны стали звучать совершенно иначе, он так обрадовался, что весь вечер не выпускал инструмент из рук. Он не помнил себя от радости — у него было такое чувство, словно темная ночь сменилась рассветом, перед ним открылись новые горизонты… Когда он мне это рассказывал, с лица его не сходило удивленное выражение, он будто бы хотел спросить: «А госпожа Родительница училась играть на сямисэне?..»

Глядя на его красивое улыбающееся лицо, я ощутил вдруг небывалую легкость и подумал, что как-нибудь, улучив момент, когда Родительница будет в благодушном расположении духа, спрошу ее, где она училась играть на сямисэне…

И еще — все люди, которым помогла Родительница, непременно спрашивали меня: «Да, госпожа Родительница говорила, что благодарить ее не надо, и все же, — как ее отблагодарить?» Что я мог им ответить? Только одно: «И Бог-Родитель, и госпожа Родительница очень радуются, когда человек избавляется от бед, и никакой особой благодарности им не нужно, просто не забывайте о пережитом вами душевном волнении».

После того как 9 октября мы отпраздновали вторую годовщину появления госпожи Родительницы в моем доме, она стала навещать меня довольно часто. Обычно она приходит два раза в неделю, иногда даже два дня подряд, и каждый раз беседует со мной около получаса.

Содержание ее бесед немного изменилось по сравнению с предыдущим годом, кажется, что теперь она решила понемногу и систематически знакомить меня с замыслами Бога-Родителя. Если обобщить все сказанное Родительницей, получится что-то вроде так называемого догмата, но поскольку все, что она говорит, записывается на пленку, я предпочту оставить эту работу на будущее — либо сам займусь ею позже, когда у меня возникнет свободное время, либо кто-нибудь другой когда-нибудь сделает ее за меня.

Иногда она делится со мной «новостями Спасения Мира», а иногда — чего никогда не делала раньше — просит меня за ясиро. По ее словам, хотя Бог-Родитель и делает все, чтобы ускорить духовное становление ясиро, тот все еще слишком молод и беспомощен, в душе он — совершенное дитя, а потому не всегда слушается Родительницу, наставляющую его на путь истинный, так что мне вменяется в обязанность постоянно присматривать за ним, как если бы я был его опекуном. Особенно важно следить за тем, чтобы он держался скромно, не позволяя гордыне обуять себя. Родительница просила иногда бранить его. Иными словами, я должен был руководить им, помогая ему достичь человеческой зрелости…

Сам-то я видел, как изменился — и внешне, и по манерам своим — юноша Ито, как за один год он будто повзрослел лет на пять, ясно было, что он постоянно работает над собой и очень продвинулся за это время в своем духовном развитии, но, очевидно, в глазах Бога-Родителя, желавшего видеть в нем идеальную человеческую личность, он еще не достиг совершенства, его формирование, наверное, шло недостаточно быстрыми темпами. Но можно ли выдержать такую гонку? Я втайне сочувствовал юноше, которому приходится быть вместилищем Бога, но, с другой стороны, могу ли я проявлять излишнюю снисходительность, коль скоро мне поручено следить за его развитием?

И еще одно. В этом году, в отличие от предыдущего, госпожа Родительница, закончив свои наставления, иногда говорила:

— Ну а теперь поболтаем о том о сем. Если у тебя есть ко мне вопросы, спрашивай, отвечу на любые. Можешь считать, что к тебе заглянула кумушка-соседка.

Госпожа Родительница приходит к нам довольно часто, говорит ласково, с юмором, у нее характерный и очень приятный южный выговор, постепенно мы стали относиться к ней не столько с благоговением, как к Божьей посланнице, сколько с искренней симпатией, как к близкому человеку, с которым приятно поговорить по душам, более того, и мне и дочери все время чудится ее ласковый голос, иногда у нас даже возникает ощущение, будто Родительница живет вместе с нами. Несмотря на это, когда она впервые попросила: «Давай поболтаем о том о сем», я сконфузился, мне было неловко запросто говорить с ней на разные житейские темы.

Но на второй раз, решив, что нельзя упускать такой редкой возможности, я отважился-таки спросить, изменились ли японцы за сто лет со дня ее перерождения (смерти) до нового появления в этом мире, а если изменились, то в какую именно сторону? Что она по этому поводу думает? В какой части Вселенной обитает Бог-Родитель? Каким именно образом спасает Он каждого отдельно взятого человека? В каких отношениях с Богом-Родителем находятся японские боги-ками, ведь в Японии поклоняются множеству разных богов? А иногда я отваживался даже пожаловаться ей на то, как тяжело быть человеком, обремененным плотью.

— По вашим словам, — говорил я, — души человеческие проживают-проходят сквозь три временных этапа, три мира — прошлый, настоящий, будущий, поэтому говорят не о смерти человека, а о его перерождении в новом мире. Но каким был прошлый мир для меня, человека, наделенного плотью? Когда мне говорят, что я являюсь чьим-то перерождением, у меня нет никаких оснований в это верить, ибо у меня не сохранилось никаких воспоминаний о прошлом существовании. Даже если я и поверю, что плоть на время предоставляется мне Богом, то получается, что, возвращая Ему эту плоть, я умираю как отдельная человеческая личность, невозможно представить себе, что моя душа и потом продолжает жить…

Порой живосущая Родительница сочувственно улыбалась в ответ — неужели ты не понимаешь таких вещей? — но при этом обстоятельно мне все разъясняла, заставляя снова и снова убеждаться в ее правоте. Ее ответы я не буду здесь приводить, оставлю их будущим исследователям замыслов Божьих и основных догматов учения. Но я считаю, что мне и с этой точки зрения очень повезло в жизни, и я искренне благодарен за это Родительнице…

В этом году я трудился без устали всю осень и всю зиму, а между тем в Токио то и дело приезжали зарубежные знаменитости, оркестры, оперные театры, и на многие концерты мне очень хотелось пойти. Поскольку недавно мне стало известно, что и Бог-Родитель, и Родительница тоже очень любят музыку, я лелеял надежду, что мне хоть разок разрешат выбраться из дома, но стоило мне заикнуться об этом, как меня сурово отчитали, мол, ежели у меня есть время ходить по концертам, то мне лучше употребить его для работы над своей второй книгой, ибо чем быстрее я напишу ее, тем лучше…

Раз так, я решил отказаться и от публичной лекции, которую каждый год читал в литературном музее в Нумадзу, куда ради такого случая специально съезжались члены Общества друзей Кодзиро Сэридзавы. В этом году она была намечена на воскресенье 9 ноября. Мне, привыкшему целыми днями, не выходя даже на прогулку, корпеть за письменным столом, вовсе не улыбалась перспектива три часа трястись в старенькой машине моей дочери, потом в течение четырех часов читать лекцию перед несколькими десятками членов Общества и отвечать на их вопросы, затем те же три часа трястись обратно в Токио… К тому же я бы вернулся таким разбитым, что весь следующий день не смог бы написать и строчки, а если учесть, что день накануне поездки я должен был посвятить подготовке к лекции, то получалось, что завершение работы над книгой откладывалось на целых три дня. Но когда я собрался послать в музей извещение об отмене лекции, госпожа Родительница заявила: