Зайдя в дом Нгао, они оба остановились.

– Желаю вам приятного пути, – сдержано улыбнулся он.

В этот момент в комнату вошла его сестра.

– Ваш чай готов, – сообщила она Жану-Антуану.

– Чай? – обернулся к ней брат.

– Для нашего гостя.

– Нет, у него совсем не осталось времени, – с прежней улыбкой ответил Нгао, поворачиваясь к французу. – Мы же не хотим, чтобы из-за нашего излишнего гостеприимства он не попал домой.

Путь до порта Лондона для Жана-Антуана оказался, как ни странно, куда тяжелее и тоскливее, чем до порта Кале. Вероятно, рвать отношения с родным домом порой намного легче, чем пытаться забрать с собой как можно больше воспоминаний, направляясь туда, где ничего не сможет их оживлять. Другого багажа, если не считать кошелька, подаренного Щенком, у него не было.

В окне кэба показались вздымающиеся к небу мачты и паровые трубы. Сойдя на грязную мостовую, Жан-Антуан оказался посреди сырости и слякоти в непрерывном потоке людей. Порт Лондона встретил француза стремительной работой и плотной темной толчеей, над которой на судна поднимались грузы и доносились крики рабочих. Он с трудом отыскал нужное ему судно и успел сесть на него в последний момент.

На удаляющийся город он смотрел с облегчением, потому что все самое страшное теперь оставалось позади, но сожалел о том, что теперь он направляется туда, где у него совсем нет друзей.

Домой.

Холодные соленые брызги попадали на лицо юноши, пробуждая смутное воспоминание о его первой морской переправе, случившейся однажды туманной ночью на пароме из Кале в Дувр. Для него это событие теперь казалось очень давним. Отголоском из другой жизни. Из Франции он бежал, как трус, но возвращался совсем другим человеком. Глядя вперед, на далекую серую дымку, в которой соединялись небо и море, он не боялся встречи с Францией, а лишь чувствовал в себе толику той уверенности, которую впервые увидел в гордой фигуре разбойника на носу парома.

Жизнь Жана-Антуана Ревельера никогда уже не будет такой, как прежде. Он больше не хотел ни от чего бежать и больше ничего не боялся. Он очень устал, но теперь был готов с вызовом принять все, что готовила ему жизнь. Каким бы безумным и мрачным ни было его путешествие, оно подошло к концу, оставив неизгладимые перемены в характере молодого француза. Его путешествие подошло к концу, но его путь только начинался.

Самым непривычным впечатлением, которое он испытал, оказавшись в ночном Кале, оказалась родная речь, пусть и с северным говором, но все равно звучавшая повсюду.

Вопреки его ожиданиям, Франция несказанно обрадовала Жана-Антуана, а все случившееся в Англии сразу стало чуточку менее реальным. Он был так уверен, спокоен и рад, что даже не придал никакого значения тому, какая скверная здесь стояла погода. К тому же в целом здесь было потеплее, чем в Лондоне. Шел дождь, а ветер обрушивал на сушу большие волны. Все куда-то торопились и передвигались перебежками, а Жан-Антуан вылавливал прохожих и весело улыбаясь, расспрашивал, где не задорого может остановиться на ночь, где купить или арендовать лошадь. Собрав несколько противоречивых советов, он направился по прибрежной улице к первому из возможных мест расположения гостиницы, где надеялся отдохнуть, согреться и плотно поесть. Его приподнятое настроение и холодная погода только обостряли чувство голода.

С первыми вспышками молнии, осветившими промозглую темноту Кале, он заметил, насколько меньше стало вокруг людей. Было уже поздно, в небольших окошках гасли огни. Оказавшись у дверей гостиницы, Жан-Антуан простоял под дождем с четверть часа, но никто не открыл. Снисходительно улыбаясь тому, какой большой проблемой он сам счел бы свое положение еще пару месяцев назад, Жан-Антуан решительно направился в другую сторону, решив, что эта гостиница или переполнена, или уже давно не работает, и тот человек, кто торопливо советовал ему это место, скорее всего, имел ввиду, что сюда напротив идти не нужно.

Углубляясь на юг по прямой темной улочке, Жан-Антуан иногда оглядывался, любуясь завораживающим зрелищем качающихся на волнах мачт в прорези трехэтажных домов. Всполохи иногда освещали ему путь, иногда встречались фонари. Со временем Жан-Антуан заподозрил, что идет не туда, и стал выискивать глазами людей, могущих подсказать направление. К его счастью в следующем переулке он увидел двух мужчин и направился к ним.

Вид этих двоих при ближайшем рассмотрении напомнили Жану-Антуану двух щуплых щюпней из небылицы Чарли о том, как его ограбили во Франции. Они явно не отличались изысканными манерами, оба были худые и долговязые, а одежда висела на них словно с чужого плеча. Однако перстни, блеснувшие из темноты на их пальцах, по мнению Жана-Антуана, свидетельствовали все же о некотором достатке, поэтому он сразу решил, что разговор у них быстро сложится.

Они тоже увидели его и тоже хорошо рассмотрели, отметив новый сюртук, который Жану-Антуану когда-то подарила Эйлин.

– Добрый вечер, господа! – кивнул им Жан-Антуан.

Эти двое переглянулись и почтительно склонили головы.

– Добрый не доброй, но мы тоже рады вас видеть, – прохрипел один из них. – Чего изволите, сударь?

– Не подскажите ли, правильно ли я иду? Я только приплыл в Кале и ищу гостиницу, чтобы переждать эту ненастную ночь, прежде чем продолжить путь.

Оба переглянулись, один другому кивнул, чтобы второй ответил.

– А чего ж не подсказать-то! – выйдя из переулка, согласился второй. – Там ваша гостиница, как раз на улице, которой оканчивается этот проулочек.

– Да, мы и сами как бы… постояльцы, – хрипло гоготнув, добавил первый.

– Правда? Очень хорошо, – оживился Жан-Антуан. – Так мне туда?

Он указал между ними.

– Да, совершенно верно. Мы вас проводим, – второй положил руку Жану-Антуану на плечо и повел его в проулок.

– Ну, раз тут близко, уверен, я и сам дойду, – убирая его руку, ответил Жан-Антуан.

– Ну, сам, так сам! – бодро откликнулся первый и развернулся в проулок, беря в руки что-то до этого момента, прислонявшееся к стене дома. – Братец, оставь парня, отойди-ка в сторону.

Не успел Жан-Антуан ничего понять, как его по голове огрела лопата, оставив на ухе грязный след. Жар и треск прокатились по всему его существу, оставляя сознание на сужающемся островке существования. Он не почувствовал, как упал, но увидел, что оказался на земле. Два щуплых щюпня, отбросив лопату, торопливо затащили его в переулок, стали стаскивать с него обувь и рыться в карманах. Потом его перевернули лицом в землю, снимая сюртук, и обратно на спину, стаскивая сюртук окончательно. Вспышки молнии становились все тусклее и тусклее, а улица все отдалялась наверх, словно он проваливался в грунт посреди этих двух домов, пока окончательно не потерял связь с происходящим.

– Врач сказал, он еще не приходил в себя.

– Бедняга! Сколько парню довелось пережить.