– Письмо у меня к вашему самому главному командиру, – ответила девица, выпятив грудь так, что наконечники копий едва не вонзились в пышные формы. – Очень важное и срочное. От некого высокопоставленного лица.

– Давай. Мы вручим его благородному Нару, – отдал приказ страж.

– Нет, велено передать только лично в руки, – замотала головой девица, и пряди длинных волос мазнули по лицам двух ближайших мужчин. – Вы уж ему доложите, а коли он откажется или недосуг будет, скажите: «Дело касается изумрудных и лиловых клеток».

Стражи переглянулись. Происходящие события явно не вписывались в рамки, в пределах которых они привыкли мыслить и действовать. Если послано письмо и передано не императорским курьером, его принимают, проверяют адъютанты на предмет безопасности и вручают Нару, а если подослан шпион или убийца, он не станет настаивать столь нагло на аудиенции, скорее попытается прокрасться в шатер военачальника тайком, под покровом тьмы. И уж, наверное, это будет не нахальная женщина, которой нипочем устремленные на нее острые пики.

– Клетки… – несмело пробормотал самый юный из стражей, не успевший еще окончательно оболваниться. Пробормотал не настолько громко, чтобы его речь могли счесть обращением к начальству, но и не настолько тихо, чтобы вовсе не быть услышанным. – Похоже на шифр.

Старший услышал и попытался задуматься, что страшнее:

1. Нарушить субординацию и напрямую обратиться к благородному Нару, медитирующему перед большим штабным совещанием в поисках просветления.

2. Не уведомив его, передать странную «гостью» в руки испытующих.

3. Вызвать кого-нибудь из ищущих, чтобы удостоверить личность девицы.

Но если дело и в самом деле срочное, не вызовет ли второе и третье решение гнева Нара? Никакие инструкции не могли помочь мужику разобраться с проблемой.

Пока воины ломали голову над зубодробительной шарадой, Далта решила проблему за них. Набрав в грудь побольше воздуха, девушка заорала, перекрыв на несколько мгновений гул военного лагеря:

– Благородный Нар! Нар! У меня для вас сверхсрочное послание!!!

Стражники еле слышно выдохнули и едва заметно раздались в стороны, когда полог откинулся, и из шатра, опередив подскочившего адъютанта, показался сам в ритуальном красно-белом халате для размышлений, но при родовом мече, с которым не расставался в этом походе. Хладнокровно оглядев сборище у стен шатра, Нар процедил, сохраняя на лице выражение абсолютной отрешенности:

– В чем дело?

Пока стражники гнулись в поклонах, Далта, даже не подумавшая присесть в реверансе, звонко спросила:

– Значит, это ты Нар? Пятна лиловые на месте, лысый, точно ты. Кто бы тобой притворяться стал?

Не дожидаясь ответа от самого Нара, она, отведя копья рукой, словно высокую траву, шагнула навстречу богу, стоящему на половичке у входа, и заявила, шаря в корзине:

– У меня для тебя письмо.

– Она сказала, что речь идет об «изумрудных и лиловых клетках», – надеясь выслужиться, а заодно, возможно, спасти жизнь весьма симпатичной посланнице, осмелившейся приблизиться к благородному Нару без высокого соизволения, уточнил юный страж. Он все еще пребывал в положении, называемом «поклон до земли средней тяжести».

Лик бога не изменил своего выражения, только потемнели от сдерживаемого гнева глаза, когда он резким рывком головы приказал Далте следовать за собой. Взмах руки выдворил из шатра трех адъютантов. Упал полог, отрезав военачальника и девицу от лагеря и обомлевшей стражи, впрочем, не решившейся обсудить происходящее между собой даже с помощью взглядов.

По центру помещения стоял складной стол из какого-то черного дерева с разложенными на нем аккуратными стопками карт и других бумаг, вокруг виднелись складные стулья. Обстановку дополняли несколько темно-красных лаковых ящиков с замочками, маленькая походная жаровня, почти не дававшая тепла, и стойка с оружием у входа, рассчитанная не на одного Нара. Именно здесь проводились воинские советы. От остальных помещений шатра все это было отделено раздвижными ширмами, расписанными совершенно мирными пейзажами, дающими отдых самому взыскательного взгляду, красивыми золотыми птицами и весьма зловещего вида змеями. Одна из ширм-пейзажей оказалась отодвинута, она являла внутренности другой маленькой комнатки, застланной скромным красно-белым половичком. Узкая походная койка, сундук и развернутый рулончик белого полотна с какими-то изящными загогулинами, пришпиленный булавками с черными головками к стене, составляли внутренне убранство спальни, совмещенной с комнатой для медитаций.

Но хорошенько осмотреться любопытной Далте не дали. Скрестив руки на груди, Нар смерил девушку презрительным взглядом, который почему-то ненадолго застрял в районе пышной груди, и решительно приказал:

– Говори, что тебе велели передать демоны?

– Я что, похожа на почтальона? – возмутилась девица, ничуть не смущенная пронзительным взглядом бога. – Нет, сударь, разве мне больше делать нечего, как по мирам письма для вас собирать? Ежели хотите от демонов какое послание заполучить, так своих людей посылайте, а у меня письмо и маленький подарок только от дамы. Причем дамы очаровательной, и нечего ее со всякими демонами сравнивать!

В глазах воина ясно мелькнуло недоумение. Он уже очень давно не поддерживал отношений с дамами, тем более дамами очаровательными, и не мог удостоиться послания от них. Причем ситуация эта сложилась целиком по вине воина. Несмотря на его «неординарную» внешность, некоторые леди из Дзаайни проявляли осторожный интерес к богатому и влиятельному богу, лелея в глубине души матримониальные планы, но тот решительно пресекал любые попытки к сближению, предпочитая честное общество продажных девиц. А никакая, даже самая дерзкая, дзаайнийская дама из высшего света никогда не отправила бы письмо кавалеру, не будучи уверенной в том, что это письмо желанно. Покрыть себя публичным позором, получив послание назад нераспечатанным, не хотел никто. Что же касается дам из других миров, то ни с одной из них воин не был знаком настолько, чтобы удостоиться письма. И если уж речь шла об «изумрудных и лиловых клетках», то это никак не могло быть письмом от дамы.

– Вот. Читайте! – Опровергая логические выводы бога, Далта полезла в корзину и извлекла из нее несколько помятый и перепачканный конверт.

Первое, что узрел Нар – печать на послании: роза, вырастающая из сердца. Печать, известная даже в столь отдаленных от Лоуленда провинциальных мирах. Конверт с такой печатью нельзя было просто отвергнуть, да и донесения о лоулендской армии, проводящей учения в Альхасте, сыграли свою роль.

Воин протянул руку и взял письмо, удивившись тому, какая мягкая и теплая рука у нахальной девицы. Ощутив при прикосновении к бумаге частицу личной силы богини, заключенную посредством магической печати в капельке синего сургуча, Нар педантично вскрыл конверт острым ножичком, взятым из письменного прибора со стола. Развернув благоухающую розово-персиковым ароматом гербовую бумагу, воин начал читать строки, написанные изящным, истинно-женским, но одновременно совершенно четким, без обычных завлекалочек-завитушек, затрудняющих не только письмо, но и чтение, почерком. Послание опять же, вопреки дамскому обычаю, было кратким: