Явившийся из песчаных далей осужарх пристроился в цепочку оазисов в качестве пятой «жемчужины» очень кстати: магия этого проглота помешает Тейзургу почувствовать, что Венша рядом.

Осужарх, подстерегающий добычу, подавляет свой магический фон – иначе людей предупредят об опасности амулеты, да и волшебники уловят неладное, и никто в его гостеприимную глотку не сунется. Только мучахи, песчаные ведьмы и самые сильные маги чуют затаившихся осужархов. Тейзург как раз из таких, он бы заметил, даже если бы Тунанк Выри не доложила ему о незваном госте. Но есть тут одна тонкость: когда он ощутит магический фон осужарха, отголоски присутствия амуши для него сольются с этим фоном – так же, как тень дома перекрывает тень фонарного столба.

Всех-то она переиграла, никто не узнает о ее вылазке! Кроме Тунанк Выри, которая будет помалкивать. Лишь бы не оказалось, что фальшивый «оазис» уже успел кого-нибудь слопать и уполз в пустыню или впал в сытую спячку.

Всадники – два светлых пятнышка среди зелени и желтизны – почти добрались до Ирбийского Ожерелья. Хотя если так и дальше пойдет с озеленением, скоро никакого Ожерелья не останется: все пространство между городом и Ирбом превратится в обширный цветущий оазис.

Венша помчалась во весь дух, стремительными перебежками, низко пригибаясь без потери в скорости, как умеют только амуши. Ее травяную шевелюру издали не отличишь от пучков ковыля: можно подумать, что пронесся порыв ветра или спешит по своим делам какое-то животное.

Про себя хихикая в предвкушении веселья, она добежала до третьей по счету «жемчужины», возле которой парой изваяний застыли исчадия Нижнего мира. Наросты на их носорожьих мордах сверкали, точно усыпанные алмазами. Из гущи зелени доносились голоса: ну-ка, о чем эти двое беседуют?..

Лучше зайти с той стороны, где осужарх, чтобы находиться под прикрытием его чар. Вот уж повезло: кое-где вперемежку с кустиками дрока торчат пучки жесткой колосящейся травы – ей тут спрятаться проще простого.

Дальше придворная дама Веншелат поползла по-пластунски. Свою шелковую усхайбу она зарыла в песок на окраине города, сейчас на ней был только безрукавый буро-зеленый балахон до колен, расшитый крохотными, как бисер, зубами песчанурок и разноцветными стеклянными пуговицами. Щебетали птицы, ветерок из стаи Забагды играл с листвой акаций, покачивал длинные листья пальм – тоже в самый раз для ее замысла, легкого шороха никто не услышит.

Венша улыбалась до ушей, и когда правую лодыжку пронзила боль, словно ее схватил за ногу стиг, перекосившуюся улыбку сменила гримаса. Она проворно извернулась: стиг и есть. Сомкнул клыки, держит мертвой хваткой. Выжрать жизненную силу у амуши он не сможет, но кость раздробил, судя по хрусту. Откуда он здесь взялся?!

Она хотела закричать, позвать на помощь, но не смогла издать ни звука – на шее как будто удавка захлестнулась.

Это было невероятно красиво, и до того захватывало, что глаз не оторвать: все остальное подождет, лишь бы увидеть, что произойдет дальше...

Куду и Монфу в нужный момент раскусили по горошине, которые вручил им с балаганными ужимками амуши из приближенных Лормы. В оазисе поджидало четверо этих патлатых орясин. Главный, которого звали Куарри, сказал, что их заберет отсюда Вуагобу.

– Что будет с бобовой ведьмой, которая помогла нам спрятать ловушку? – спросил Куду. – Вы ее отпустите?

Ему было жаль глупую мягкосердечную девушку. Тех, кто относился к нему по-доброму, можно по пальцам пересчитать.

– Доложи о ней царице, ­– ухмыльнулся Куарри. – Нам велено, чтоб никаких очевидцев…

С тяжестью на сердце Куду связался с магом-невольником Лормы. Переговорив с вурваной, тот передал:

«Бобовую ведьму приказано доставить к царице. Скажите ей, что наша госпожа щедро вознаграждает тех, кто ей служит».

Пусть это были не произнесенные вслух слова, а мыслевесть, все равно в послании ощущалась тоскливая интонация. Зато от сердца отлегло: Фламодию-Флаченду не растерзают, у нее будет шанс выжить. Лишь бы девушка не заартачилась, Лорма этого не любит.

Когда пришли в действие вплетенные в ковер чары, Куду и Монфу подхватили остолбеневшую Флаченду под руки и вместе с ней попятились к зарослям. Хоть и сводило скулы от горечи противоядия, они тоже поддались очарованию соткавшегося над песчаной плешью миража, который напоминал и таинственно мерцающую воду, и минорно-тягучую дивную музыку, и заросли цветущих орхидей, таких прекрасных, что душа ноет… Трижды прав был учитель Унбарх, наставлявший своих адептов, что красота – зло, и стремление к ней кого угодно доведет до погибели.

Выплеснувшийся из ковра мираж пленял изысканными переменчивыми деталями: что упустишь – никогда и нигде больше не увидишь, ни в этой жизни, ни потом. Порой среди эфемерных узоров мелькал образ Хальнора, которого теперь зовут Хантре Кайдо: еще один крючок для Тейзурга. На угрозу тот бы отреагировал, но с помощью этих чар удалось поймать его врасплох. В придачу сработало ловчее заклятье, мага по пояс оплели взметнувшиеся побеги – свитые из шерстяных нитей, вымоченных в парализующем зелье, как просветил участников заговора Куарри.

Волшебный мираж начал таять клочьями цветного тумана, и Тейзург очнулся, да было поздно. Рванулся из пут, однако вырваться не смог. И пустить в ход магию он сейчас тоже не мог, поскольку находился под действием блокирующего заклинания.

Куду и Монфу опасливо глядели на него с расстояния в десяток шагов, стоя возле кустарника и поддерживая под локти обмякшую от впечатлений бобовую ведьму. Им бы поскорее убраться в заросли: знали ведь, что ядовитая змея даже на последнем издыхании способна ужалить.

Для Монфу промедление оказалось роковым. Быстрое движение пойманного врага, в воздухе блеснуло, вслед за тем всех троих повело, и они повалились в кустарник. Флаченда вскрикнула. Куду решил, что потеряли равновесие из-за нее, и лишь потом увидел, что у Монфу из-под ключицы торчит рукоять ножа, а на заношенной рубашке в мелкую клетку расплывается кровавое пятно.

Все четыре ухмыляющихся физиономии были Венше знакомы: один из ее заклятых недругов, бывший любовничек, который потом тоже стал недругом, более-менее нейтральный Куарри, да еще Друмунда, доверенная наушница Лормы. Они наперебой спрашивали дурашливыми голосами, хорошо ли она себя чувствует. А как будешь себя чувствовать, если тебе в лодыжку капканом вцепился стиг? У амуши болевой порог куда выше, чем у людей, не то бы она могла только визжать и выть.

– Все еще служите старой мертвячке? – ухмыльнулась она в ответ. – Да неужто это так весело?

– Старая мертвячка будет рада с тобой повидаться, – не осталась в долгу