он обратился накануне вечером. «Военный министр Анами всячески способствовал работе правительства. Кабинет пал бы немедленно, если бы Анами ушел в отставку. Так как министр этого не сделал, кабинет смог достичь поставленной перед ним главной цели — окончить войну. За это я всегда буду благодарен военному министру. Генерал Анами был человеком трудолюбивым и преданным, настоящим воином. Он был замечательным министром, и я глубоко скорблю о его кончине».

Произнесенный Судзуки панегирик поверг всех министров в мрачное настроение, но у них впереди было еще много незаконченных дел.

Возможно, одним из наиболее популярных решений правительства Судзуки было самое последнее. Кабинет постановил, что все запасы, предназначенные для нужд армии, будут распределены между наиболее нуждающимися гражданами, поскольку угроза вторжения уже отпала.

Поэтому продовольствие, одежда, одеяла и другие дефицитные товары были переданы людям. Тем самым это помогло отчасти погасить недовольство народа.

Теперь на повестку дня был поставлен финальный важнейший вопрос — отставка. Старик премьер был твердо уверен в том, что необходимо провести разграничительную линию между военным периодом и наступавшим мирным, когда должно было смениться правительство. Его работа была сделана. Теперь было возможно совершить то, что всего лишь сутками ранее считалось бы актом преступной безответственности. Кабинет может и на самом деле должен подать в отставку немедленно. Так сказал Судзуки. Он был виноват как премьер, а министры как члены правительства в том, что они ранили имперское сознание народа, были вынуждены сделать то, что должны были сделать, — выбрать мир.

«Было решено прекратить боевые действия. Мне стыдно подумать, что я дважды побеспокоил его величество во время принятия им августовского решения. Поэтому я подаю в отставку. Теперь, когда война окончена, кабинет должен быть реформирован, однако я не могу сказать, когда это лучше всего сделать. Представляется, что сейчас наилучшее время. Конечно, в свете этого очень прискорбно, что с нами сегодня нет военного министра».

У японского народа, привыкшего к отставкам правительства, нынешняя отставка могла вызвать некоторые сомнения. Это было связано с решением завершить войну. Однако, предвидя подобное развитие событий, редакторы газет тщательно объяснили своим читателям, что «отставка не означает, что политический курс и методы работы правительства Судзуки должны быть подвергнуты критике. Что у народа не было уважения и доверия к кабинету. Что была оппозиция по вопросу завершения войны… Отставка — это исключительно вопрос морали». Было непростительным проступком Судзуки, что он втянул императора в повседневные государственные дела!

И было вполне естественным, что его непрошеное ходатайство к высшему в стране лицу должно было иметь достойное завершение. Его величество принял премьера, который официально подал прошение об отставке. Император, престиж и власть которого адмирал поддержал своими действиями, поблагодарил его: «Вы прекрасно справились со своими обязанностями, Судзуки». Он в задумчивости повторил свои слова, словно пытаясь убедиться, что премьер расслышал его обращение. Для старика, простого и не привыкшего лукавить, это было равноценно благословению. Судзуки попросили остаться в премьерах, пока не выберут нового. А этот выбор относился к компетенции Кидо.

Маркиз Кидо попросил у его величества разрешения при рассмотрении нового кандидата на пост премьера проконсультироваться только с председателем Тайного совета. Хирохито согласился с этим с целью ускорить процесс назначения.

В 4:30 престарелый ветеран Хиранума встретился с Кидо, и они начали неспешный разговор. Наконец они решили рекомендовать принца Хигасикуни (дядю Хирохито), а принца Коноэ — в его советники. Этот кабинет из представителей императорской семьи будет обладать, как ожидалось, самыми большими полномочиями, в отличие от прежних правительств.

Самое главное, императорская семья будет руководить правительством в первое время. К новому премьеру не будет никаких претензий, и он будет вне опасности. Судзуки и другим членам правительства угрожали представители экстремистских организаций холодным и огнестрельным оружием, бомбами, чтобы выразить свое несогласие с его политикой. Но применять насилие против члена императорской семьи? Вряд ли. Голубая кровь служила надежной защитой.

Во-вторых, опыт и авторитет принца Коноэ будут бесценными для нового правительства.

Кидо посетил императора в 6:30, рассказал о пожеланиях Хиранумы, который рекомендовал двух принцев в будущее правительство. Его величество поддержал усилия Кидо, и тот начал немедленно действовать.

Тем временем тысячи (некоторые говорили о сотнях тысяч) людей устремились к императорской площади рядом с мостом Нидзубаси. Они рыдали и низко кланялись, прося прощения у императора за свое непростительное поведение, за поражение Японии в войне. Некоторые тут же совершали харакири. Все люди словно пребывали в трансе. Мешались слезы и кровь, так продолжалось весь вечер и ночь.

Императорский указ оказал на армию в большинстве случаев травматическое влияние. Подполковник Масатака Ида был не одинок в своих ощущениях, он чувствовал себя выбитым из привычной колеи. Его действия, предпринятые им после выступления императора, были не более экстремистскими, чем намерения сотен его сослуживцев. В 2 часа дня он начал работать над своим завещанием, теперь уже полностью убежденный, что его первоначальная идея — массовое самоубийство всех офицеров — была наилучшей. В 5 часов он отправился домой на последний обед с женой. Там он надел новый мундир, сказал своей всегда покорной жене, что утром она должна обратиться в полицию для опознания его тела. Он был твердо намерен принести свои глубочайшие извинения императору и в смерти последовать за Хатанакой и Анами.

Ида приехал в министерство в 8:30 вечера и вошел в комнату, где лежали тела его соратников. Ида согласно ритуалу несколько раз хлопнул в ладоши, чтобы вызвать духов, и совершил медитацию перед каждым гробом.

Однако его основной целью оставалось, как он и сказал своей жене, самоубийство. Он дождался подходящего момента, когда все служащие уйдут, чтобы незаметно пройти в кабинет военного министра и покончить с собой. Но неожиданно приехал майор Сакаи. Майор, казалось, всюду следовал за Идой. Наконец он не выдержал и спросил, почему тот так поступает. Сакаи ответил, что ему приказали наблюдать за ним: «Если вы захотите совершить самоубийство, вам потребуется сначала убить меня».

Самоубийство — это одно, а убийство — совершенно другое дело. Иду раздражало упорство Сакаи, который ни на минуту не оставлял потенциального самоубийцу одного. В итоге он сдался и решил провести ночь вместе с майором в разговорах.

На следующее утро жена Иды и отец обратились в полицию, как им было сказано. В морг они не пошли. Полиция не смогла найти никого, кто по описанию походил бы на Иду. И уже только под вечер Ида явился, пристыженный, домой. Анами говорил, что из смерти может родиться жизнь, друзья Иды умерли, а ему было суждено остаться жить.