На полпути к дому Малама Мэтью первым нарушил молчание, которое было в тягость каждому из троих.

– Семимес?

– Спрашивай.

– Как ты думаешь, Гройорг-Квадрат оставит нам грибов или?..

– Думаю, Гройорг-Квадрат и мой отец будут ждать нас к ужину, Мэт-Жизнелюб.

Так оно и случилось. Гройорг поджидал ребят на крыльце, и, когда они подошли к дому, сразу отдал свои чувства словам:

– Друзья мои, я счастлив, что вы, наконец-таки, добрались до дома! И теперь все мы усядемся за стол и предадимся беседе и поеданию яств. Что на свете может быть лучше этих двух вещей, когда они объединяются?!

…После того как обитатели дома на окраине Дорлифа разошлись по своим комнатам (Гройоргу достался диван в гостиной) и каждая из них стала мало-помалу наполняться полусонными переживаниями и мечтами, непохожими на мечты и переживания, заселявшие соседние комнаты, одна из дверей пропустила через себя тихий стук.

– Войди, если ты друг.

– Не спится?

– Вроде лёг. А вот тебе, вижу, не спится. Садись – поговорим… а то всё говорим, говорим… в разные стороны.

– Садиться не буду – похожу по комнате, как наш мудрый Малам. Может, что придумаю.

– Да ты уже придумал, с этим ведь пришёл… Ходи, ходи… дорлифянин.

– Угадал: придумал.

– Не угадывал – тебя глаза выдают.

– Скажу… неприятную вещь… может, подлую… даже предательскую.

– Ты не перегрелся у камина?

– Камин здесь не при чём.

– Точно, камин не при чём. А что при чём?

– Тебе надо вернуться домой.

– Это в Нет-Мир-то?

– Я не шучу.

– Это невозможно. И ты это знаешь.

– Знаю. А ты знаешь, каково сейчас Крис?

– Дальше!

– Знаешь, что будет с нами? С тобой?

– А ты знаешь?

– Знаю.

– Откуда?

– В глазах горхуна видел.

– Ты серьёзно? Почему не сказал?

– Не хочу верить в это, вот и не сказал.

– А я не хочу быть предателем и не буду им. Я Хранитель Слова, как и ты.

– Но это не твоя, а моя судьба… моё прошлое и будущее. Ты своё дело уже сделал: ты мне помог. А теперь возвращайся, я прошу тебя.

– Чокнутый ты. Убери Её… и не теряй больше. Просто тебе выспаться надо.

– Выспаться?

– Выспаться.

– Тогда пойду спать.

– Постой… Угадай, что больше всего удивило Нэтэна в Нет-Мире?

– Солнце.

– Как ты угадал?

– Просто сказал, что первое в голову пришло… Знаешь, почему пришло? Есть в Дорлифе один человек, который видел солнце. Угадай, кто этот человек.

– Малам?.. Фэлэфи?.. Ты заходил к Фэлэфи?

– Заходил, да не зашёл… Это Лэоэли.

– Лэоэли?! Где она могла видеть солнце?! Что она сказала?

– Ничего не сказала. Сболтнула и испугалась. Уверен, что видела.

– Ну и дела!

– А Семимес? Что его удивило в Нет-Мире?

– Не знаю. Он всё головой мотал. А про солнце? Плохо, говорит, когда всё зависит от одной свечи, хоть и большой.

– Правильно говорит. И ты правильно сказал: я, похоже, и вправду чокнутый. Пойду. Спать.

– Эй, чокнутый!

– Что ещё?

– Я всё равно с тобой.

– Значит, мы оба чокнутые… Да, Лэоэли просила насчёт солнца… никому.

– Зачем же мне сказал, раз просила?

– Ты чокнутый – тебе можно. Спокойной ночи, если уснёшь теперь.

– Уже сплю. И всё это – сон.

– Согласен: сон. Всё это – сон.

Дверь, выпустив сон, закрылась…

Приближался предновосветный полдень. Дэниел и Мэтью пробудились и встали, как и вчера, поздно, наскоро позавтракали и только теперь собирались отправиться в Дорлиф, на площадь. В гостиную вошёл Малам.

– Сынок, вот тебе двадцать пять ферлингов…

– Не надо, отец. У меня есть, я скопил.

– Возьми – пригодятся. Полдня, пересуды и ночь впереди. До утра, думаю, домой не явитесь.

Семимес нехотя принял деньги.

– Мэтэм, вот твои двадцать пять ферлингов, – Малам, отсчитывая по одной, вложил в руку Мэтью пять пятиферлинговых монет. – Трать без оглядки.

– Постараюсь до утра промотать, – Мэтью подмигнул Семимесу.

– Вот и правильно: кто на праздник скупится, того праздник сторонится, – сказал Малам и подошёл к Дэниелу (он стоял у грибной стены). – Остались только твои ферлинги, Дэнэд. Подставляй ладошку.

– Спасибо, Малам.

– В кошель не клади, – проскрипел Семимес, – чтобы ненароком Слезу не выпихнуть, когда руке загорится за ферлингами лезть.

– Научен уже, – ответил Дэниел.

– Дэнэд, дорогой, могу тебе другой кошель дать – с левой стороны к поясу приладишь, – предложил Малам.

– Да не надо – я весь в карманах.

– Ну, ступайте тогда. Мы с Гройоргом попозже на площадь явимся… Новосветное Дерево смотреть. К середине пересудов, думаю, явимся.

– А где он? – спросил Мэтью. – Мы с Дэном ещё не видели его сегодня.

– Вставать надо раньше, – заметил Семимес.

– Да, он рано встал. Позавтракал, взял бревно и отправился подальше от глаз со своими кинжалами упражняться, – сказал Малам и затем обратился к Семимесу: – Сынок, палку время от времени слушай.

– Хорошо, отец.

– Деньги трать – не жалей.

– Ладно.

Семимес, сойдя с крыльца, сразу повернул голову направо и уставил глаза на что-то в кроне липы. Он сделал это нарочно, чтобы привлечь к этому предмету внимание Дэниела и Мэтью. И приём сработал: его друзья разом задрали головы и увидели большой круглый фиолетовый фонарь, который висел на ветке. Свеча в нём не горела: не пришло время. Повинуясь законам симметрии, ребята повернулись налево, к иве: из её кроны выглядывал точно такой же фонарь.

– Здорово! Эти фонари говорят нам, что мы входим в особый день, предновосветный, – сказал Дэниел. – Да, Семимес?

Семимес просиял, словно третий фонарь, но свечка в нём уже загорелась.

– Да, Дэн… Правильно сказал, очень правильно.

– Какой чей? – спросил Мэтью.

– Этот – отцов. На иве – мой. А в цвете на этот раз сошлись. Отец сказал: «Мой пусть будет фиолетовый, как глаза одного нашего гостя». Меня тоже фиолетовый покорил, – сказал Семимес, но объяснять, почему его покорил фиолетовый, не стал.