по дому я всегда разгуливал нагишом. Да что я — вся моя семья была нудистами! Оденьтесь, тогда я попытаюсь почувствовать себя в домашних условиях».

— Вы меня изнасилуете? — Это была единственная мысль, переполняющая изнутри. Пришлось переступить через себя, чтобы озвучить ее. Следом за ней пришла другая, более отчаянная: «Они нашли моего Профессора! Они нашли его, прочитали и сожгли! Теперь они не отстанут от меня! Изнасилуют и убьют! Съедят!» Но я увидел тебя на подоконнике. И будь моя отчаянная мысль правдой, ты бы не был таким спокойным. Ты бы дал мне знать.

— Ты дурак? — Ар забросил ногу на ногу. — Мы не насильники! И не педофилы!

— Если нам захочется секса, мы поможем себе руками. Ты не заметил, что мы — брат и сестра? Мы против инцеста. Конечно, поначалу у Ара был жесткий стояк, да и я не могла так просто на него смотреть, но со временем мы оба свыклись. Привыкнешь и ты. Нагота — вечное правило этого дома.

«Что, мать его, это за место? Что это за дом, черт бы его побрал?» — хотел было спросить я, но они не дали. Я держал «стержень», «пруток» в руках и пытался смотреть куда угодно, только не на женские прелести и, черт с ними, мужские. То, что раньше было не дозволено и далеко от меня, теперь манило бешеной силой, что даже Викина мань, насаждающая до сих пор, оставалась в стороне. Я хотел уйти, убежать, уплыть, но меня что-то удерживало, заставляло задуматься.

— Ты — один из нас. Ты наш. Ты свой. Ты один из немногих, кто нашел дорогу сюда. Значит, ты нуждающийся. Мы тоже нуждаемся. — Ар посмотрел на Кью так, словно спрашивал, продолжать ему или нет. Кью промолчала, дав ему право голоса. — Если бы не нуждались, нас бы здесь не было, а ты, скорее всего, нарушил правила этого СВЯТОГО места. Ты бы ушел отсюда ни с чем… если бы вообще сумел уйти. Я тебя не запугиваю, И. Я лишь констатирую факты.

— Сейчас ты можешь думать, что тебе не хочется тут находиться. — Кью взглянула на Ара, тот кивнул. Она провела ладонью по ершику на голове и почесала плечо. — Даже если это так, даже если ты не собирался сюда, даже если дом не был конечной точкой твоего маршрута, судьба сама о тебе позаботилась. И она права. Я читаю тебя как книгу: у тебя тяжелая жизнь, ее стоило бы поменять, И.

Я и сам об этом думал не раз. Мне уже начинало нравиться там находиться, особенно нравилось смотреть на голую Кью.

— Поэтому, если хочешь пройти курс реабилитации — мы так это называем, — придется опустить руки и расслабиться. — Для наглядности Ар сжал колени, прикрыл пах ладонями, а потом развернулся звездой на стуле. Раскрепостился, всем своим видом выказывая, что в этом нет ничего плохого. Есть только правильное, нужное и полезное.

Я опустил руки. Они выдохнули. Я покраснел.

— А ты боялся, — произнес Ар.

— В этом нет ничего зазорного. Мы здесь, а здесь все равны, — просияла Кью, осмотрев меня с ног до головы, сделав остановку в центре моего тела.

— Что теперь? — Я чувствовал себя затертой до дыр картиной краеведческого музея, где она была единственным экспонатом. — Что теперь?

Они переглянулись и кивнули.

— Теперь можешь заняться, чем только заблагорассудится. Можешь кушать. Можешь читать книги, их полно в сундуке, и каждая полезнее другой. В книгах ты сможешь найти то, что поможет пройти курс реабилитации. А мы с Кью пойдем подготавливаться. Так? — Ар посмотрел на сестру.

— Все так, Ар, — ответила она и обратилась ко мне: — И, если ты уже готов к курсу, только скажи, и мы принесем тебе халат. Ты готов, или тебе нужно время?

— Думаю, для начала мне нужно свыкнуться, — ответил я. Конечно, никакие курсы я проходить не собирался, не зная их сути. Нестись вперед паровоза, сокрушая личные барьеры, я не желал… по крайней мере в тот день. — Сегодня я пас.

— Что ж… — Опираясь на спинку стула, Ар встал на ноги. Все его мышцы напряглись. Вены вздулись. Кью тоже покрылась паутиной кровеносных сосудов. — Ты подумай. Можешь почитать, можешь покушать. Занимайся, чем пожелаешь. Отдыхай. Нам же пора заниматься. Пойдем, сестренка.

Ар подал Кью руку, и та поднялась со стула. Ноги ее подкосились. Они направились к выходу, все еще напоминая и роботов, и детей, только-только вставших на ноги, но телодвижения стали значительно плавнее. Они все больше становились людьми.

— И, подумай, только не уходи далеко в себя, в глубину своей души, иначе не выкарабкаешься, — ступая за порог сказала Кью. Она вильнула бедрами, и ее маневр вновь пробудил механизм в паху, который, я надеялся, в тот день заглох и больше не заведется. Я ошибся. Людям свойственно ошибаться. Не ошибаются только роботы, да и те нередко дают сбой.

Когда они вышли, я осмотрел комнату на наличие тайника, в который могли упрятать мою одежду. Мне, вроде бы, уже и хотелось остаться в доме, и пройти курс реабилитации, но все же больше хотелось свалить. В Кью и Аре было что-то такое, что заставляло им доверять, но они оставались незнакомцами, заставляющими стоять перед ними голым… Они и сами были голыми… Это мне нравилось… Особенно Кью… Особенно ее тело…

Тайника или не было, или я не смог его найти. Все, что оставалось делать — ждать. И думать. И отдыхать. Отдых бы мне не помешал.

Сначала я просто сидел за столом и смотрел то на лампу, то на холодильник, то на сундук, то на душевую кабину. Больше смотреть было не на что. Еще оставалось окно, но в нем — только грядки и занимающиеся делами Кью с Аром. Все их занятия сводились к гимнастике. Повороты, наклоны, кувырки. Они уже стали людьми, но разминались и разминались, пока не стемнело.

Я лег на пол и уставился в потолок.

Запертый в четырех стенах видел, каким же отчасти хорошим было мое прошлое, закончившееся всего лишь днем ранее. В нем я был свободным. Мог делать, что захочу. Даже ходить голым, но по собственному желанию, а не по настоятельности новых знакомых незнакомцев. Или это не было их желанием, а желанием места, желанием дома? Я звездой лежал на полу и зарывался в собственных мыслях. Они засасывали, как зыбучие пески, как болото.

Голова раскалывалась, мысли путались. «… иначе не выкарабкаешься», — сами собой появились слова Кью. Просто прозвучали в ушах, как звучала морзянка Аварии, когда мы были